Кавалер в желтом колете. Корсары Леванта. Мост Убийц

Знакомые разговоры, подумал про себя Алатристе. Другого и не ждал. Все происходит в полнейшем и привычном соответствии с обычаями и традициями – даже этот полушутливый легкий тон, который не сменят, даже оказавшись у самого дьявола в когтях. Опасения и страх остаются личным делом каждого и огласке не подлежат. Восемьсот лет воевали с маврами, а последние полтора столетия только тем и заняты, что приводим в трепет весь мир, – немудрено, что выработали особый склад речи и манеру поведения: испанский солдат, сколь бы солоно ни пришлось, как попало убить себя не даст и подохнуть согласится не иначе как в соответствии с тем, чего ждут от его репутации друзья и враги. Люди, собравшиеся сейчас на мостике «Мулатки», это знали, да и все остальные – тоже. За то им и жалованье платят, хоть оно и не покрывает таких вот издержек, что предстоят сегодня… С этими мыслями Алатристе оглядел воинство. Любой из этих моряков и солдат, что стояли сейчас вдоль бортов и на куршее, предпочел бы метаться в жару на лазаретной койке, чем наслаждаться отменным здоровьем здесь: они смотрели на своих командиров в мертвой тишине и знали, что решать исход партии их пикам да бубнам. В гребной команде, впрочем, настроения были другие – кто давал волю страху, кто предвкушал долгожданную свободу, ибо для человека, прикованного к веслу из-за того, что он не тому богу молится, каждый мелькнувший на горизонте парус всегда возвещал надежду.

– Как людей расставлять? – спросил Лабахос.

Капитан сделал характерное движение, словно ребром правой ладони перепиливал левую:

– Для прорыва по фронту. Для того, чтоб не допустить возможных абордажей… Если пройдем, то два фальконета – на корму. Погоня может быть упорной.

– Покормить, стало быть?

– Да. Но огня не разводить. Дайте побольше чесноку и вина – это природная жаровня…

– Гребцам потребуется что-нибудь посущественнее, – заметил комит.

Урдемалас оперся о резные перила ограждения под фонарем на корме. Вид у него был утомленный, под глазами набухли мешки, кожа на лице – немытом, осунувшемся от зубной боли, от неопределенности и тревоги – посерела и засалилась. Алатристе подумал, что, наверно, и сам выглядит примерно так же. Разве что зубы не болят, а так все одно к одному.

– Проверьте замки и кольца у всех закованных. Турок и мавров, помимо ножных кандалов, – в наручники. Потом раздайте понемножку арака, который мы захватили в трюме, – полковшика на банку. Сегодня это будет действовать лучше плети. Но никаких поблажек! Чуть что – без разговоров голову долой, даже если мне самому придется платить королю за убыток… Вам ясно, сеньор комит?

– Ясней быть не может. Сейчас распоряжусь.

– Если галернику дают выпить, – с шутовской гримасой вставил сержант Кемадо, – то, значит, либо его уже употребили, либо приступают.

Против обыкновения, острота никого не рассмешила. Урдемалас же поглядел на него весьма неприязненно и сухо сказал:

– Палубной команде и солдатам, кроме винной порции и чесноку, тоже выдать арака. А потом пусть будет под рукой обыкновенное вино, из тех, что поплоше, да разбавить его как следует, не жалея! Что же касается вас, ваша милость, – тут он повернулся к немцу-артиллеристу, – зарядите пушки всякими железяками и жестяными обрезками, стрелять будете по моему приказу и когда сблизимся вплотную. Вам, сеньор прапорщик, быть на полубаке, сержанту Кемадо – на правом борту, сеньору Алатристе – на левом.

– Гребцов надо будет по мере сил уберечь от огня, – сказал тот.

Урдемалас несколько дольше, чем нужно, задержался на нем колючим пристальным взглядом.

– Да, – кивнул он наконец. – Прикажите накрыть куршею чем только можно, включая паруса… Если выбьют много гребцов, мы пропали. Штурман, все навигационные инструменты убрать в безопасное место и тоже накрыть чем-нибудь… Со мной на мостик – двух лучших рулевых, вашу милость и восемь метких стрелков с мушкетами. Вопросы?

– Нет вопросов, – после краткого молчания ответил за всех Лабахос.

– Ну разумеется, нам про абордаж и думать нечего. Стрельба и стрельба, пули, камни, картечь. И не медлить, кота за хвост не тянуть: ай, здравствуй и прощай, как говорится. Замешкаемся – пропадем. Ну а прорвемся – грести так, чтоб весла в дугу!

Присутствующие принужденно улыбнулись.

– Дай-то Бог, – пробормотал кто-то.

Капитан пожал плечами:

– А не даст, мы, по крайней мере, будем точно знать, где встретим день Страшного суда.

– Хорошо бы туда еще целенькими попасть, а не по кусочкам себя собирать, – заметил сержант Кемадо.

– Аминь, – сказал комит и осенил себя крестным знамением.

И вслед за ним, искоса переглянувшись, сделали то же все. И Алатристе.