Кавалер в желтом колете. Корсары Леванта. Мост Убийц

Хотя лицо капитана оставалось непроницаемо бесстрастным, изменившееся выражение глаз все же выдало его мысли: не губернатору Милана придется тесно общаться с разъяренными гражданами Венеции, о которой доподлинно известно, что там шпионы и иностранные лазутчики имеют обыкновение умирать молча, без приговора суда, без шума – а просто: были и нет, только их и видели. Поняв ход его мыслей, дон Франсиско постарался внести некое успокоение:

– Я никогда бы не втравил вас в это предприятие, если бы считал его гибельным.

Я-то в этом не сомневался, но капитан, судя по его виду, моей уверенности не разделял. Жизнь научила его, что своекорыстие, необходимость или слепая приверженность каким-то идеям вполне способны запорошить глаза даже самым верным и преданным. И люди – даже самые порядочные, – в конце концов, видят лишь то, что хотят видеть.

– И заплатят, вероятно?

Поэт перевел дух. Говорить о деньгах было не в пример легче.

– Заплатят?! Еще бы! Можете не сомневаться! Восемьдесят эскудо в месяц – командирам, и полсотни – рядовым бойцам. Не говоря уж о том, какие лестные строки будут вписаны в ваши аттестаты. Особенно это касается Иньиго. По окончании дела он непременно будет зачислен в Корпус королевских курьеров и принят ко двору. Сама королева его отрекомендует.

Я видел, как при упоминании послужного списка у Алатристе встопорщился ус. Мой бывший хозяин предостаточно навидался, как мертвым грузом, ненужным бумажным хламом лежат они в сундучках отставных солдат, как трясут ими на папертях всей Испании бездомные, увечные воины. Однако же для меня, юнца годами, пусть и повидавшего всякие виды на своем очень недолгом веку и вдосталь повоевавшего, слова эти прозвучали совсем иначе. И приятно пощекотали мое самолюбие.

– Вы говорили обо мне с ее величеством? – с замиранием сердца спросил я.

– Разумеется, говорил. Если я в фаворе, не понимаю, отчего бы не распространить его и на моих друзей. Твоя давняя история с инквизицией и твои подвиги во Фландрии тронули сердце беарнезки[80]… Да, кстати. Раз уж я упомянул о сердце… У меня для тебя новости.

Он сделал паузу и улыбнулся – того и другого вполне достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание. Я уже довольно давно не получал писем из Новой Испании.

– Ходят слухи, что Луис де Алькесар сможет вернуть себе расположение короля. Он, судя по всему, сказочно разбогател на серебряных рудниках в Таско[81], а теперь, как человек ловкий и умелый, набивает мошну всякому, кто может пригодиться ему в Мадриде, включая и самого государя. Передают за верное, что Филипп, как всегда отчаянно нуждающийся в деньгах, намерен вернуть его из ссылки. Доброхотное даяние умягчает наказание.

Дон Франсиско снова замолчал, и на этот раз молчал дольше, а потом улыбнулся ласково и чрезвычайно многозначительно:

– Так что в скором времени следует ожидать возвращения в Мадрид Алькесара и его племянницы, которую, без сомнения, вновь возьмут ко двору.

В мои года вроде бы уже не подобало вспыхивать зарей, да и жизнь моя, прежняя и нынешняя, отучила краснеть. Тем не менее я залился румянцем. И краем глаза заметил, что капитан Алатристе смотрит на меня с прежней невозмутимостью. «Фамилия Алькесар навлекает на нас несчастья», – сказал он мне однажды, по обыкновению спокойным и безразличным тоном, когда слова, казалось, приходят из дальней дали. И был прав. Из-за моей сумасшедшей любви к Анхелике мы с капитаном не раз оказывались на волосок от плахи или петли. И ни он, ни я этого не позабыли.

– И будет очень и очень недурно, – продолжал Кеведо, – если свежеиспеченный королевский курьер вступит в новую полосу своей жизни не с пустым карманом. Фрейлины ее величества – уж ты мне поверь – обходятся дорого.

И продекламировал с лукавым прищуром:

Купи ее любовь, скажу как другу.За побрякушки отдал Марс кольчугу,Меч променял на тряпки и конфеты.Коль в кошелек Юпитер превратится,

То, чтобы дождь собрать весьма доходный,Охотно юбку задерет девица[82].

– И это, достопочтенные мои сеньоры, возвращает нас к Венеции… Вообразите, что один из самых, если не самый, богатых городов мира отдается на поток и разграбление. И как там можно будет озолотиться.

Капитан меж тем положил обе руки на стол, справа и слева от кувшина с вином, и глядел на поэта задумчиво. Этими самыми руками он убивает, сказал я себе. Эти самые руки его кормят.

– Почему я? – спросил он.

Кеведо сделал неопределенное движение и взглянул вниз, по направлению к дворцу вице-короля. Как будто ответ крылся именно там.