– В том случае, если нынешний дож исчезнет, – договорил Сааведра Фахардо, – а это предполагает и принятие кое-каких мер в отношении его родни, что, впрочем, не наша печаль: пусть этим занимаются сами венецианцы… Так вот, в этом случае его преемником будет избран Риньеро Дзено. Нетрудно представить себе, какие выгоды получит Испания от такой замены. Лютеране и фламандцы получат смертельный удар… Уж не говоря о Франции и ее закадычном друге папе Урбане.
Алатристе кивнул. Последствия просчитать было нетрудно. Даже он, последняя спица в колесе заговора, понимал, что́ сулит Испании воцарение Дзено. Но произнес только одно слово:
– Ловко.
Бальтасар Толедо провел рукой по бритому лицу, словно тоскуя по исчезнувшим усам. Так или иначе, сказал он, после того как сенатор Дзено станет дожем – это не будет касаться ни Алатристе, ни его самого, – найдутся грамотеи, которые озаботятся дальнейшим.
– А у нас – иные докуки, столь же безотлагательные. К примеру, два капитана, вовлеченные в заговор, желают повидаться с вами. И со мной. Поглядеть на нас.
Он протянул руку к бутылке вина, поставленной рядом с жаровней, и вопросительно взглянул на Алатристе. Казалось, Толедо хочет как-то загладить свою недавнюю сухость. Но капитан лишь качнул головой. Он бы с удовольствием выпил третий стакан, но это было бы не ко времени. Нужна исключительно ясная, хорошо соображающая голова.
– Зачем мы им? – спросил он.
– Одного зовут Лоренцо Фальеро, его немецкая рота будет нести караулы во дворце дожа. Другой – некто Маффио Сагодино, который командует далматинцами из гарнизона замка Оливоло. Он обеспечит нам проход в Арсенал.
Алатристе счел такое любопытство вполне резонным:
– Естественно, что они желают познакомиться с нами. Рискуют-то больше нашего.
– Все не так просто, – возразил Толедо. – Начать с того, что они требуют выплатить им загодя некую сумму, о которой раньше речи не было. Большие, говорят, расходы.
– И это тоже понятно. За спасибо и слепец нынче не споет.
– Это не тот случай, – вмешался Сааведра Фахардо. – На те деньги, что они уже получили, можно было купить пол-Венеции. А им все мало.
– Меня несколько беспокоит место, в котором они назначили встречу, – сказал Толедо. – Оно мне не нравится. Я нынче утром побывал там и скажу вам: в самый раз для засады. Просто Богом создано.
Он помолчал, желая, чтобы слово «засада» впечаталось в сознание Алатристе. Потом сделал какое-то беспомощное движение, будто желал ухватить нечто в пустоте.
– Время, время… – прибавил он. – Время идет. А у Серениссимы превосходные ищейки. И чем ближе день выступления, тем больше народу осведомлено о наших планах. И оттого – выше вероятность, что заговор будет раскрыт.
Диего Алатристе невозмутимо выдержал его взгляд:
– И что же?
– Ну-у… – Толедо искоса посмотрел на Сааведру Фахардо и пожал плечами. – В худшем случае они попытаются вытянуть из нас побольше денег, прежде чем отдать палачу.
– Надо быть осторожней, – заметил дипломат. – Здесь предают – как дышат.
– Так что за место?
– Таверна из разряда самых захудалых и с нехорошей репутацией. Там собираются потаскухи, разного рода темные личности, подают скверное вино… А находится вблизи Кампо-де-Сан-Анджело, возле самого моста Убийц.
– Красивое имя.
Бальтасар Толедо взял со стола четвертушку бумаги, обмакнул перо в чернильницу и короткими штрихами начертил приблизительный план местности: канал, мост, узкий проулок.
– Стоит в конце улицы, носящей то же название. Там всегда можно принанять наемного убийцу – вроде как у нас в Апельсиновом дворе в Севилье или в мадридском Сан-Хинесе. В прежние времена они там стаями бродили в ожидании заказа. Сейчас их стало меньше, но все равно встречаются.
Алатристе встал, чтобы взглянуть на чертежик.
– Одни пойдем? – осведомился он.
– Охрана привлечет ненужное внимание… Да и потом, проку от нее будет мало. Это место, зажатое меж мостом и узкой улочкой, – сущая мышеловка.
– Весь остров – одна сплошная мышеловка… Вернее, одна мышеловка в другой.
Бальтасар Толедо, поигрывая пером, смотрел на капитана с едва заметной досадой:
– Что вы хотите этим сказать? Вы пойдете со мной или нет?
Вопрос Алатристе не понравился. А тон, каким он был задан, – еще меньше. Прозвучали эти слова как-то свысока, пренебрежительно, и сквозило в них нежелание пускаться в дальнейшие объяснения. И потому капитан ответил лишь безмолвным взглядом.
– Извините, – сказал Бальтасар Толедо, но так небрежно, что это опять же противоречило смыслу. – Но ведь я вас мало знаю.
– Да и я вас – не больше.
«Не туда ты клонишь, – сказал он себе. – Впрочем, мы оба». Бальтасар Толедо, неприязненно сморщившись, показал, что оценил насмешку. Потом положил перо и налил себе еще вина.
– В Милане дон Гонсало Фернандес де Кордова отзывался о вас в высшей степени лестно… Он вас помнит по Флерюсу, вы ведь были там, – сказал Толедо, поверх стакана очень пристально глядя на Алатристе.
– Служба такая: послали, вот и был, – отвечал тот. – Только ни хрена ваш дон Гонсало меня не помнит. Что вполне естественно.