Кавалер в желтом колете. Корсары Леванта. Мост Убийц

Пол в комнате был устлан коврами, стены затянуты драпировками. Украшенный инкрустациями стол, турецкий поместительный диван и турецкая же печь, облицованная фарфоровыми изразцами, – сейчас ее не топили. В большое стрельчатое окно виднелись смутные очертания крыш и труб. Было еще совсем темно.

– У нас в Венеции есть старинная пуоговорка, – добавила донна Ливия. – Идзвините, не вполне прилично: «Non so se merda, ma l’ha cagato il cane»[96].

Она произнесла это очень естественно. Потом взяла позолоченный металлический кувшин, наполнила вином два бокала красного стекла – капитану и мне. Поставила их на серебряный поднос.

– Немудрено, – ответил я. – Боится, ей откажут от места.

Капитан скептически покачал головой. Он был зверь битый и травленый.

– Нет… Нутром чую: это другой страх… А в сортах страха я разбираюсь недурно.

– Как тогда еще это объяснить?

Я потер шею, которая сильно ныла после драки. Еще очень больно было двигать локтем. После полученных ударов и напряжения всех сил я и одеться-то сумел с большим трудом – еле натянул штаны, сорочку и колет. Капитан Алатристе тоже был, можно сказать, не при полном параде: полурасстегнутый и без верхнего платья, однако же с кинжалом, который не позабыл сунуть за ременный пояс, едва началась суматоха. Я заметил, что он взглянул на донну Ливию, и та в ответ слегка кивнула. Мой бывший хозяин после секундного размышления медленно повернулся ко мне:

– Ничего нет особенного в том, что паж блудит с девкой… Но ты бы мог сказать мне об этом.

Удрученный не столько болью, сколько этим упреком, я покосился на донну Ливию и снова стал растирать локоть.

– Я не паж, а она – не то, что вы сказали. Да и зачем трубить о том на всех углах?

И остановился. Капитан, как будто ничего не слыша, продолжал созерцать меня ледяным взором:

– Надеюсь, ты хоть язык не распустил.

Эти слова меня задели. И сильно.

– Смотря в каком смысле, – отвечал я двусмысленно.

– Подумай хорошенько, вспомни, – продолжал капитан, пропустив дерзкую реплику мимо ушей. – Ничего не выболтал?

– Нет, насколько помню.

– Она расспрашивала тебя о чем-нибудь? Выведывала? Кто я такой, например? Или что мы тут делаем?

– Нет вроде бы…

– Вроде или точно?

Я взглянул ему прямо в глаза и сказал как мог спокойно:

– Я ничего ей не сказал.

Алатристе снова как будто не слышал – рассматривал меня, не меняясь в лице. Потом медленно поднял руку, протянул ее ко мне, потом показал на себя:

– Это может стоить головы нам с тобой. И ей тоже. – Он обвел рукой комнату так, что жест охватил и донну Ливию, которая молча сидела на диване и слушала.

Такое недоверие опечалило меня всерьез. Я не заслуживал подобного.

– Много лет мы с вашей милостью работаем вместе, – возразил я.

На этот раз показалось, что он как будто позволил себя убедить, потому что наконец слегка кивнул. Потом посмотрел на Тальяпьеру, как бы показывая, что надо искать другие объяснения.

– Боюсь, это был не гондольеро. Или не только гондольеро.

Капитан провел двумя пальцами по усам. Подошел к столу, взял бокал вина. Задумчиво подержал его на весу.

– Может быть, – согласился он через мгновение.

– Вы не осчусчали за суобой… как сказать?.. сорвельятто? Слеж-жки?

– Слежки? Не знаю. – Он сделал глоток, оценил вкус и стал пить дальше. – Мне все подозрительно, но наверное сказать не могу.

– И я тоже.

Капитан Алатристе взглянул на запертую дверь. А я представил по ту сторону Люциетту, ревущую в три ручья от страха за свою судьбу. Но в душу мне невольно прокралось сомнение: а в самом ли деле этот гондольер был ревнивым поклонником?

– Она и могла быть соглядатаем.

Донна Ливия согласилась. Могла, сказала она. А наблюдение в городе могли поручить шпионам инквизиции, напрямую подчиненной Совету десяти и отдававшей приказы и сенаторам, и купцам, и лавочникам, и лакеям. Слушая бывшую куртизанку, я убедился, что у нее очень приятный, слегка хрипловатый голос, который в другое время доставил бы мне большое удовольствие; в другое время, а не сейчас, когда воображение мое было занято тюремными подвалами Сан-Марко, расположенными невдалеке от моста Вздохов. От одной мысли, что там придется окончить свои дни, мурашки бежали по коже, а ведь я был не из пугливых. Я поглядел на свой бокал на подносе, но так и не дотронулся до вина. От тяжких дум пересохло во рту, однако я не хотел пить в присутствии капитана. Как-нибудь в другой раз. Тем более что капитан не сробеет выпить за двоих – хоть в эту ночь, хоть в любую другую.

– Венеция – маленький остров, – заключила донна Ливия. – Риббка в сети соглядатаев, доносчиков и убийц.

Капитан тем временем осушил бокал и прищелкнул языком. Утер влажные усы.

– Если уж вцепились в кость – не выпустят, – согласился он.

– Это может быть всего лишь оббичние миеры бедзопасности… Вы ведь оба, синьоры, – спаньюоли… испанцци… И это оправдывает некоторые внимание властей…

– Что возвращает нас к вашей Люциетте.

Капитан замолчал, подошел к столу и налил себе еще.