Каверин

Именно в этом, в каком-то смысле устаревшем определении и надо искать ответ. Насколько «суеверным» являлся их, «серапионов», поиск «всеобщего целебного снадобья», показало время, а вот что касается «тайны обращения металлов в золото» — это и было их опытом, их путем в большую литературу, до сей поры исчерпывающе не исследованную, потому что из дня сегодняшнего особенно отчетливо видно, что 1920-е годы в нашей литературе и культуре, действительно «казавшиеся обыкновенными», были «удивительными по своей наполненности, оригинальности и предсказывающей силе».

И, на мой взгляд, в самой серьезной степени это относится именно к Брату Алхимику, Вениамину Александровичу Каверину, соединившему в себе дарования и знания историка литературы, писателя и мемуариста. А еще оригинального сказочника. А еще человека, серьезно интересующегося микробиологией и вирусологией.

В каком-то смысле именно он на протяжении всей жизни учился искусству алхимии…

«Серапионовым братьям» будет посвящена вторая глава этой книги, и неизбежно в ней окажутся повторы сказанного выше, потому что там наши рассуждения углубятся — от Гофмана и его творчества путь проляжет к литературному объединению 1920-х годов в реальности послереволюционной действительности Петрограда и всей России, и подробнее будут рассмотрены роль Максима Горького в поисках молодых писателей и сами их поиски. Здесь же история «Серапионовых братьев» описана по необходимости коротко.

Вениамин Каверин начинал с рассказов на фантастические сюжеты. В Петрограде он учился одновременно на филологическом факультете университета и в Институте живых восточных языков (отделение арабистики). Потом защитил диссертацию на далекую, казалось бы, от Востока тему, хотя герой его работы был одним из основоположников русского востоковедения, но вошел в историю как известный журналист, — «Барон Брамбеус. История Осипа Сенковского». Историей литературы Каверин увлекся во многом под влиянием Юрия Тынянова — старшего друга, одноклассника брата, впоследствии своего педагога и наставника. И — одновременно — родственника, поскольку Тынянов был женат на старшей сестре будущего писателя, Елене Александровне Зильбер. Псевдоним «Каверин» был выбран в память о гусаре Петре Каверине, приятеле молодого Пушкина, запечатленном в первой главе «Евгения Онегина».

Аполитичность как основа жизни и творчества всё больше подвергалась если не откровенному сомнению, то, по крайней мере, испытаниям, с которыми неизбежно должен был встретиться тот, кто решился «выглянуть в окно». А в окно было видно многое: и те противоречия и жестокость утвердившейся власти, о которых писать и говорить было небезопасно. И полное непонимание (и нежелание понимать) литературных критиков, мотивированных исключительно на воспевание социалистических благ и считавших недопустимыми попытки не то что сомневаться, а даже размышлять на эту тему. И реальные научные открытия в разных областях знаний, натыкавшиеся на препоны карьеристов.

В романах «Исполнение желаний» (1934–1936), «Открытая книга» (1949–1956), «Двойной портрет» (1963–1964), «Двухчасовая прогулка» (1978) повествуется об ученых, об их открытиях, о неудачах, о стремлении усовершенствовать и расширить человеческое знание. Вольно или невольно политика вмешивается в их жизнь — на уровне доносов, изобретательно конструируемых помех в работе. Далеко не всегда и не всё им удается преодолеть, личное и общественно значимое перемешиваются порой в каверинском повествовании словно в тигле алхимика, который неустанно добывает золото из металла, — и тогда является чудо многогранно, объемно воплощенной жизни (несмотря на те объективные обстоятельства, что заставляли о многом умалчивать), которую одинаково нескучно познавать в описании работы микробиолога Татьяны Власенковой и ее любви («Открытая книга») или трагедии молодого ученого, покончившего жизнь самоубийством («Двойной портрет»).

Увлекательность сюжета всегда была очень важна для Брата Алхимика. Потому и мемуары Вениамина Каверина читаются как захватывающий роман, оторваться от которого невозможно. Всего в нескольких фразах этот удивительный историк литературы и писатель умел дать исчерпывающую характеристику своим современникам, о чем свидетельствует и уже упомянутая последняя книга писателя «Эпилог», где собраны все события, мысли, характеристики, о которых он вынужден был умалчивать или не имел возможности обнародовать написанное. В Приложении к «Эпилогу» публикуются документы — их и сегодня читаешь с гневом и отвращением, несмотря на прошедшие десятилетия и наступившие совсем иные времена.

Совсем ли иные — вот в чем вопрос…