Кавказ в воде

Во Владикавказе же явно чувствовалась уже подзабытая нами цивилизация и мирная жизнь. В эту жизнь мы со своим одичавшим видом совершенно не вписывались. Как ни странно никакого удивления, у встречавшихся на нашем пути людей, по этому поводу мы не вызывали, какое-то равнодушие. Будучи в Дагестане, в частности в Кизляре или Хасав-Юрте — явно была заметна доброжелательность к человеку в форме. А здесь — равнодушие. После Бесланских событий к военному человеку здесь стали относиться по-другому, с пониманием и уважением, но это стало гораздо позже.

Изредка на нашей стезе попадались такие же щетинистые и подпалённые военно-полевыми условиями вооружённые группы людей. Глаз безошибочно определяет, что они, также как и мы, находятся здесь временно, по каким-то своим делам. Вот в Кизляре — это да, там подобных, в то время, кишмя кишело.

Первым делом направились искать кафешку. Истосковавшиеся по нормальной пище желудки надеялись принять что-нибудь одомашненное. Добрые люди подсказали дорогу на Центральный рынок.

На огромном шумном рынке людей тьма-тьмы. Поняв, что нам и за день его не обойти, мы зашли в первую же попавшуюся кафешку и расположились там. Не могу написать слово «кафе», именно «кафешка»: многие семьи, чтобы выжить, содержат такие маленькие и довольно уютные заведения. Нередко они занимают даже большую половину частного дома. Иной раз проходишь по улице мимо какого-нибудь здания, над дверью висит вывеска «Кафе «С Громким Названием», рядом раскрытое окно, на широком подоконнике женщины усердно месят тесто, и разносится благоухание аппетитных ароматов. В баре колонки магнитолы проигрывают благозвучную осетинскую мелодию, небольшой зал, примерно на четыре-пять столиков, на стенах светятся бра и висят картины. В общем — уют и благодать.

Спросив разрешения, сдвинули вместе два стола, заказали хинкал побольше ну и всего остального, что полагается к обеду. «Всего остального» на месте, к сожалению, не оказалось, но чтобы не терять клиентов, хозяйка заведения быстренько сбегала к соседям, закупила что нужно и вернулась.

Хинкал мы, вероятно, заказали многовато, потому-что на центр стола была выставлена посудина, напоминающая небольшой эмалированный тазик, с горкой этого самого кушанья. Надо сказать, что осетинский хинкал по форме напоминает русские пельмени, только размером разов в пять поболее, подаётся с острыми приправами и соусами — вкусно.

И только мы разлили аперитив и уже было раскрыли рты, как в кафешку вошли две приятные особы женского пола, лет за тридцать. Обе были в общевойсковой, притёртой по фигуре, камуфляжной форме. Судя по всему, как я уже и упоминал, не щетинистые, но подпалённые. На ногах у них были одеты обыкновенные высокие шнурованные солдатские ботинки — это у меня вызвало удивление, поскольку даже в грозненском медсанбате я обычно видел боевых медработников, шагающих невпопад в модных лакированных туфельках на высоких каблуках в последних рядах солдатского строя и, признаться — не идёт им эта деталь гардероба в сочетании с военной формой. А в данном случае — две красивые, ладно сложенные девахи — любо-дорого и есть на что посмотреть. Даже где-то внутри затеплилась кое-какая надежда на позитивный продукт нашего случайного знакомства.

Сходу, пока остальные ребятишки не начали хамить, я с ними вежливо поздоровался и пригласил к нашему столу, — приглашение было принято без какого-либо манерничанья, с достоинством. Ребятки, внимательно разглядев женщин, рты позакрывали, и от затеи отпускать в их адрес сальные шутки вроде бы отказались. После знакомства и за знакомство стали культурно кушать и беседовать. Одну звали Надежда, другую, кажется, Мария.

На Надежду я сразу же положил глаз: глаза у Надежды, помню, были красивые, но какие-то утомлённо-усталые. Высокая шатенка, никаких украшений в виде серёжек или колец, разве что на тонком запястье кажущиеся огромными командирские часы на широком кожаном ремешке. «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт.2:22–24), — с этим утверждением я полностью согласен и придерживаюсь: семья, дети, внуки, прочее. Но бывает, каюсь: несмотря на то, что седину в бороде регулярно выщипываю, бес, будь он неладен, всё ж таки прочий раз норовит проникнуть в щель между рёбрами, хорошо — не в другое место. Иногда ему это удаётся… в смысле — в рёбра.

Но не будем о грустном, не будем о плотском. Будем о более высоком: о платонической любви, то есть о том, как и с какой стороны на это дело посмотреть. Женщины делятся на две категории — цветные и чёрно-белые. Цветные — это те, мимо которых просто так не пройдёшь: обязательно обернёшься вслед, да ещё и заговорить с такой побоишься, а чёрно-белые, при всех своих достоинствах — пройдёшь и не заметишь.