Кавказская Одиссея и граф Николаевич

Ночевали прямо у развалин Звартноцкого храма. Дальше нас ждал древний Эчмиэдзин, где мы увидели главу армянской церкви – каталикоса, красавец Ереван с шедеврами архитектуры Таманяна и Исраэляна. Мы почувствовали, что Армения, действительно, самая древняя страна в нашем Советском Союзе. Мы посетили Гарни, где увидели настоящий греческий храм, стоящий на фоне гор, Гегард – старинный храм наполовину вырубленный в скале. От впечатлений уже разрывалась голова. Но надо было выполнить до конца намеченный маршрут, и мы поехали в Грузию.

В Тбилиси у меня оказался приятель, который показал нам Пантеон, покатал на «канатке», напоил вкуснейшим лимонадом, накормил хачапури по-аджарски в подвальчике Лагидзе и рассказал, как проехать в Мцхету. Возле Джвари Мцхетской я взобрался на камень и начал громко читать лермонтовского «Мцыри». События, описываемые в этой поэме, как я понял, происходили где-то здесь. Когда я дошел до слов:

«Я мало жил, и жил в плену,

Таких две жизни за одну,Но только полную тревог,Я променял бы, если б мог…»,

находившиеся поблизости грузины не выдержали и положили передо мной пару рублей в лежавшую рядом шапку, а один даже принес бутылку вина. Вид у меня, скажем прямо, был еще тот. Месячная поездка измочалила тенниску и штучные китайские брюки до плачевного состояния. От опасной бритвы и станка мы уже отвыкли, а при нашем образе жизни электробритва была бесполезна. Механической бритвой я мог брить только голову. Так что мой облик завершала поросшая редкими кустами лысина и четырехнедельная нечесанная борода. Этот вид легко вписывался в лермонтовскую поэму.

После Джвари мы решили даже перевыполнить программу и посетить пещерный город Вардзи. Он находился недалеко от турецкой границы. На подъезде к нему нас остановил шлагбаум пограничного поста. Опять в ход пошли документы, членский билет Союза архитекторов, письма. Ничего не помогало. Попросили начальство. Пришел лейтенант, сказал, что надо было думать раньше и оформлять документы на пребывание в пограничной зоне по месту жительства. Но если мы заполним анкеты, он нам разрешит посмотреть пещерный город. Опять пошло: номер паспорта, где живешь, где родился, где прописан и т. д. Он забрал анкеты, исчез на полчаса, а вернувшись сообщил, что ему начальство запретило заниматься самодеятельностью, и он нас никуда не пустит.

– Вы откуда приехали? – спросил он еще раз, глядя в анкету. – Из Киева? Вот в Киев и поезжайте. Нечего вам шляться в пограничной зоне.

Мы настолько были переполнены впечатлениями, что по дороге домой уже мало куда заезжали, и думали только о возвращении. Тридцать пять дней мы вели цыганскую жизнь, и нас помаленьку уже начало тянуть к цивилизации.

По возвращении остался всего один день на отсыпание, отмывание и прочие процедуры. Когда я вышел на работу, произошло то, чего я никак не ожидал – я привык уже к своему имиджу. Весь институт сбежался на меня смотреть. Темный загар, лысая голова, окладистая борода вызвали живейший интерес. Меня просили не сбривать бороду – оставить хотя бы на время для колорита.

А через месяц разразилась гроза. Меня вызвал к себе директор.

– Саша, – сказал он мне мрачным голосом, – неужели это так серьезно? – А я все время думал, зачем тебе эта коричневая лысина и борода, а ты, оказывается, вот что задумал.

– Вы о чем, Сергей Константинович?

– На, читай, – и он протянул мне официальную бумагу со штампом МВД.

В бумаге говорилось, что «ваш сотрудник нарушил пограничный режим с Турцией», что на него наложен штраф – 100 рублей, и что этот случай следует разобрать и осудить на общем собрании. Пришлось объяснять ему все с самого начала. Он поверил, сказал, что никаких собраний не будет, но бороду попросил сбрить. Бороду я не сбрил. На следующий день я получил аналогичное письмо домой с указанием, куда и когда платить штраф за нарушение пограничного режима с Турцией.

Освобождение от этих обвинений пришло совершенно неожиданно. У нас в отделе работал Геннадий – геодезист. Он был настоящим профессионалом в двух областях – вертикальная планировка и выпивка. Держался он, как правило, только до обеда, и это всех устраивало, так как он за полдня делал больше и качественнее, чем другие «вертикальщики» за два дня. Ровно в 12 часов в дверь просовывалась физиономия кого-нибудь из его друзей и с возмущением сообщала, что люди уже гуляют, а мы ни в одном глазу. Геннадий быстро собирал инструменты и стремительно направлялся к выходу. И никакая сила не могла его остановить. Когда кто-то из нас говорил, что может не стоит так рано идти закладывать, он тут же отметал все претензии, звал ментора с собой и сообщал, что он собирается не выпивать, а только перекусить.