Казачьи былины

И остался есаул с последним врагом один на один. С лёгкой шашкой против длиннющего, тяжелого меча. Тут удар не отразить, только уворачиваться. Ну и погонял вооруженный мечом монстр есаула. Пришлось, позабыв про гордость, побегать по залу, чтобы не пасть от тяжёлого клинка. И как выйти из подобной ситуации, никак не придумывалось. Оставалось рассчитывать либо на счастливую случайность, либо… Тут есаул чуть не хлопнул себя по лбу – надо же! Как он мог забыть про кинжал? В полку лучше его никто не метал это оружие в цель. Вот только бы успеть достать и не промахнуться.

Всё получилось. Правда, не совсем так, как ожидалось. Игнат выдернул кинжал из ножен и резким движением метнул его в монстра, но тот оказался достаточно проворным, чтобы, отшатнувшись, мечом отразить летящий кинжал. Однако, отшатываясь, лапищей наступил на шипастую палицу, которую уронил его мертвый напарник, взвыл, пошатнулся, попытался восстановить равновесие. Этого времени хватило есаулу, что рубануть чудовище по клыкастой морде.

Есаул перевёл дух – сил на последний бой было потрачено слишком много. Но всё было кончено. Все препятствия преодолены.

– Что медлишь? – крикнул ему старик. – Иди скорей к статуе! И говори про своё желание! Девушка, о которой ты мечтал, скоро будет твоей безраздельно!

Эти слова привели в чувство утомленного есаула. Он быстрыми шагами приблизился к величественной статуе. И… И остановился в полушаге от неё.

Остановился и больше не сделал никакого движения. Он стоял и думал. Вспоминал возлюбленную, оставленную в далёком краю. Их расставание и её отказ. Её чуть раскосые глаза, длинные светлые волосы, улыбку и смех… Вспомнил, как зарывался лицом в её волосы. Ее слова: «Я не смогу быть с тобой счастлива!»

Стоял он и вспоминал, и все тяжелее становилось у него на душе.

Стоял так он, наверно, час.

Потом развернулся и сказал старику:

– Пошли обратно!

– Ты что? – поразился старик. – А твоё самое сильное желание? Ты столько опасностей преодолел, а когда со всем справился, поворачиваешь вспять? Ты что? Что с тобой?

– Знаешь, старик, – тихо проговорил есаул, – не нужна мне такая её любовь. Я только сейчас это понял. Ведь не я её сердца добьюсь, не она меня пожелает, а неведомая сила заставит её меня полюбить. А я не хочу этого. Я хочу настоящей любви, а она мне, увы, недоступна. Поэтому я отказываюсь от своего желания. И ухожу…

– И как ты тогда жить-то будешь? Что тебе останется? – с сочувствием поинтересовался старик, поражённый отказом.

– Тоска. И еще – память, – вздохнул казак, сглотнул комок, застывший в горле, медленно развернулся и пошёл к выходу из пещеры.

Эпилог

– Что-то слышал я про эту историю, – сказал казак Пётр. – Вроде погиб этот есаул под Шипкой. Погиб геройской смертью, спас флаг полка, отбил почти в одиночку его у двух десятков турок, а потом умер от ран…

– Да нет, выходили его тогда, но ушёл он из мира в монастырь, – вмешался кошевой Илья.

– Да всё вы путаете! Нашёл он другую любовь, женился, завёл кучу детишек и жил, а то и живёт счастливо, – не удержался хорунжий Семен.

– А я верю, что девушка поняла его и полюбила… – вмешался совсем юный казак, почти юнец, Мирон.

– Кто знает, – покачал головой рассказчик. – Любой из вас может оказаться прав. И ты, Пётр, и ты, Илья, и ты, Семён, и ты, Мирон… Казачья любовь сильна…

Застава

Давно это было, – начал свой рассказ у вечернего костра ещё крепкий, но совершенно седой атаман Прокопий Степаныч. – Я сам чуть старше Митьки был, – и он указал на совсем молодого казака-первогодка, что сидел напротив. – Меня с моим другом Фролом отправили на заставу границу охранять. С раннего детства мы с ним были не разлей вода. Хаты рядом стояли, только через плетень перелезь – и ты рядом с другом. Так с малых лет и повелось – где один, там и другой. Все игры и проказы совершали вместе. Разлучить нас никто не мог. Если один провинился, то и второй приходил за своей долей наказания, понурив голову. Друг друга никогда не предавали. Если мой отец пряник с ярмарки привезёт, я половину другу отдавал. Фрол так же поступал. Наши отцы и матери удивлялись подобной дружбе. А когда мы влюбились в одну девушку одновременно, то оба от нее отступились, не желая обижать друг друга, оставив ей самой выбирать, когда вернёмся со службы. Наша дружба оказалась дороже, хотя оба и страдали от неразделенной любви. Шибко хороша была девушка. Но на службе мы позабыли о душевных страданиях. Да и в пору ли казаку впадать от этого в уныние?