Казачий адмирал

Мои артиллеристы занимались перемещением орудий на новые позиции. Я разделил свой «курень» на две половины. На берегу Днестра, где опасность меньше, расположил орудия под командованием Федьки Головешки. Его так испачкала пороховая гарь, а мыться прирожденный пиротехник не любил, что стал больше соответствовать своему второму прозвищу. Орудийные позиции по моему приказу укрепили корзинами с землей. После чего я приказал соорудить блиндажи для артиллеристов. Судя по всему, мы здесь надолго, а блиндаж и от ядер вражеских убережет, и от солнца и дождя там можно спрятаться.

— Погреба, что ли, вырыть, Боярин? — спросил Федор Головешка.

— Типа того, — ответил я. — Вырой у себя здесь один для пороха и пару для людей. Сделайте крышу с небольшим наклоном от входа из двух слоев бревен, положенных накрест, а внутри двухъярусные лежанки для людей.

— Люди устали, — попробовал было оказаться мой заместитель.

— Отдохнем на том свете, — произнес я любимую поговорку казаков.

После обеда турки пошли в атаку. На нас шло тысяч двадцать конных и пеших. Мы их встретили издалека. Промахнуться было трудно, почти каждое ядро находило цель и не одну. Перемещение орудий на фланги оказалось правильным. Турки как бы не замечали их. Приказ был идти вперед, на центр позиций казаков. Там их ждали награды. Не знаю, что пообещал султан своим воинам, но они словно бы забыли вчерашние большие потери. Мы порядком выкосили их ряды, особенно на ближней дистанции картечью. Казаки опять подпустили их ко рву, после чего вышли на гребень вала и встретили залпом в упор, положив сразу несколько сотен, а может, и тысяч врагов. У уцелевших турецких воинов из передних отрядов запал сразу кончился, но у задних еще нет, поэтому образовался затор. Казаки успели перезарядить ручницы и выстрелить еще по разу. После этого побежали и задние отряды, а казаки — вслед за ними, подгоняя криками и размахивая саблями. Мои артиллеристы тоже пробежались до ближних трупов, набрали трофеев. При таком интенсивном расходовании картечи, наша скоро закончиться. На роль картечи хорошо подходили пули для турецких мушкетов. Они были круглые, калибром двадцать-двадцать пять миллиметров.

В этот день было всего три атаки. Последняя — самая многочисленная и самая короткая по времени. Враги струсили раньше, чем дошли до рва, опять заполненного до краев убитыми и ранеными. Казакам, поднявшимся на гребень вала, пришлось стрелять нападавшим в спины. Турки сломались. Слишком большие потери отрезвили даже отчаянных оптимистов, а кто не верит в победу, тому достается поражение.

Глава 59

Четвертого сентября с раннего утра наши позиции начал обстреливать турецкая артиллерия. Ее подтянули поближе. Сейчас примерно метрах в восьмистах от нашего вала. Стреляли медленно и криво, но долго.

Я лежу на нижних нарах в блиндаже. Остальные нары заняты артиллеристами из моей половины куреня. Кое-кто сидит на постеленных на земле овчинах, добытых у врага. В блиндаже сухо и тепло. Бабье лето — самое лучшее время для войны на суше. Все делают вид, что кемарят, но внимательно прислушиваются к звукам снаружи. Из-за открытого узкого входа в блиндаже создается эффект уха, благодаря чему слышно в нем лучше, чем на открытом воздухе. Выстрелы из крупнокалиберных турецких пушек доносятся до нас приглушенным рокотанием, наподобие того, какое создает морская волна, врываясь в грот. Падение ядер неподалеку слышно лучше. Приглушенный хлопок — попало в земляной вал, треск и грохот — в обоз, чвяканье — в человека. Впрочем, в людей попадают редко. Казаки спрятались, кто где смог. Когда ядро попадает совсем близко, со стены блиндажа, тихо шурша, осыпается земля. Мне все время кажется, что сыплется она на постеленное поверх сена шерстяное одеяло, на котором я лежу, но, проведя ладонями по его немного колючей поверхности, не нахожу комочки земли.

После очередного залпа проходит несколько минут, и в проеме входа появляется часовой джура Иона, которому пора уже стать казаком.

— Идут, — произносит он буднично.

Казаки встают с нар и с земли, неспешно выбираются на свежий воздух. Два дня непрерывных боев сделали их опытными бойцами, уверенными в себе, а потому неторопливыми. Спокойно, как на учениях, они заряжают орудия ядрами, наводят на цель — тысячи турок, конных и пеших, двигающихся в нашу сторону в ярких одеяниях, с множеством знамен и под вой труб и стук барабанов. Сегодня их даже больше, чем вчера. Вдали на холме, километрах в двух от нас, видна группа всадников. Мне кажется, что оттуда султан наблюдает за своей армией. Жаль, что даже кулеврины не добьют до этого холма.

— Цельтесь в отряды, которые идут в середине, — приказываю я наводчикам.

Так меньше шансов промахнуться.

Заряжающие, как я их научил, поднимают банники, сигнализируя, что орудие готово к стрельбе.

— Огонь! — командую я.