Казаки в Первой русско-турецкой войне. 1768–1774 гг..

Постоянную пограничную службу на пикетах в 1767 году несли 3708 человек[7].

Единой формы у запорожцев не было, но сохранились описания их значков. У Ирклиевского куреня значок был светло-зеленый с изображением Святого Георгия Победоносца и с надписью: «Сей рапир сделан куренем Ирклиевским за атамана Семена Письменного в 1770 году», значок Брюховецкого куреня был голубой с узорами с изображением Св. Георгия и надписью: «Сделан рапир сей за атамана Прокопа Кабанца куреня Брюховецкого в 1770 году»[8]. Эти курени наряду с Кисляковским не уходили в 1775 году в Турцию, остались в России.

Главным оружием запорожского казака было ружьё, 4 пистолета, пика в 5 аршин длины и кривая сабля[9]

.

«Закона и учреждения никакого у них нет», – заявлял Прозоровский. Управляются они посредствои императорских грамот. «Начальник у них кошевой атаман. Он по их обыкновению быть грамоты незнающий и зависящий от общественного выбора. Но однако ж сей выбор ныне согласием старшин пресекся… И тем самым начальники сего войска… утверждают, что ни в чем они не властны». Старшины все еще соблюдали закон безбрачия. Но если за власть начинут бороться какие-нибудь бродяги, хоть и неженатые, «то их те же самые женатые казаки усмирят»[10]. Товарищество ж запорожское «наполнено невежеством и слабостью к пьянству»[11]. Старшины их стремятся, «чтоб, успев нажиться, выйти скорей в тот край, где единоземцы его в жизни чувствуют спокойство и благоденствие»[12]

. (Ну совсем как некоторые современные россияне, которые стремятся наворовать и уехать в Лондон.)

Наживаются запорожцы через транзитную торговлю между Турцией, Польшей и Малороссией, собирают с купцов «не менее половинной части против таможенных сборов» за перевоз и безопасность[13].

Был и более быстрый способ обогащения. «Места те, которые граничат с запорожцами, никогда в желаемый порядок приведены и успокоены быть не могут. Они соседей своих, устроенных порядком, разоряют беспрестанно, делают набеги, отнимают близ их лежащую землю с населенными людьми»[14].

В войско продолжали принимать беглых. «Ни одно войско регулярное пройти по их земле никогда не может, чтоб они его не убавили своими подговорами и принятием беглецов»[15]

. Но среди них, отмечал Прозоровский, нет армян, греков и жидов[16].

«Прежде запорожцы были бедны, – подводил итог Прозоровский, – а ныне все они богаты, и подчиненные их привязаны ко всякой повинности. Где прежде у них были хутора, там ныне распространились великие селения и живут домами, имеют жен, детей, хорошее скотоводство и промыслы»[17].

Запорожцы в 1766 году обратились в Военную коллегию. Они просили вернуть им земли, переданные в Новосербию, особую территорию, заселенную выходцами с Балкан, несущими пограничную службу. Граф Чернышев, вице-президент Военной коллегии, ранее объявлял им, что население Новосербии будет переселено на берег Днепра от реки Орели до турецкой границы 1714 года. Но запорожцы узнали, что у них заберут земли по речку Самарь. А если запорожцы будут соседствовать через Самарь с поселенцами, то это будет для казаков «утиск, разорение и крайнее недовольство». Запорожцы опасались, что поселенцы Новороссийской губернии «воровством и насильным отнятием леса и прочего запорожских казаков разорять и обижать» будут, а стоящие в крепостях русские гарнизоны «воровства, разбои, смертные убийства чинить будут, а унять их от того никакими мерами будет невозможно»[18]

.

Запорожцы напоминали, что земли по Самаре были даны им польскими королями и утверждены русскими государями, что Запорожское войско на сторону России перешло добровольно «и, только на оных довольствуясь, служит всероссийскому престолу на всем своем коште»[19].

Запорожцам отвечали, что земли были им компенсированы, а на бесчинства российских гарнизонов запорожцами «показано напрасно и напротив доказать можно, что от самих запорожцев подобные нахальства часто происходили». Да и «службу оное войско исправляет не совсем на своем коште, да и то только не в большом числе»[20]. Действительно, по Лубенскому соглашению, запорожцам должны были идти от казны ежегодные выплаты в 20 тысяч рублей, но русские власти платили гораздо меньше, чем договаривались, на 1759 год – 6660 рублей[21]. Так, войсковой довбыш, литаврщик, заодно обязанный взимать в пользу войска пошлины и перевозы через реки, которому по договору должны были платить ежегодно по 30 рублей, на 1768 год получал по 3 рубля в год[22].