Казакстан. Национальная идея и традиция

Вот почему все эпитафии дренетюркских каганов, и не только тюркютских, пронизаны страхом отделения от их элей родов и племён, по сути, самостоятельно избирающих свою политическую принадлежность. Вот почему Темир-Кутлуг, хан приволжской Большой Орды, когда пишет литовскому князю Витовту письмо с просьбой выдать бежавшего Тохтамыша, сетует на казачью судьбу чингизидов: «Сегодня беглец, а завтра хан» и наоборот, надо полагать. Намного позднее даже такой могущественный хан Младшего жуза, как Абулхаир, когда у него посол Тевкелев спросил мотивы того, почему он без согласования с биями и батырами подал прошение о присоединении к России, ответил тем, что казахские «ханы не самовластные… и не наследные», что Абулхаир хотел бы изменить присоединением к России. К примеру, уже немолодой Джангир-хан был вынужден как батыр вызваться и умереть в поединке с 17-летним джунгаром. Таким образом, в истории древнетюркского института казачества всё оказывается намного сложнее: прежде чем появиться просто каз'aкам как разбогатевшим кочевникам, свободно кочующим аилами или аулами (отдельными кровно-родственными семьями), сначала или параллельно появились каз'aки-батыры как свободные «воины-добытчики», ищущие приключений и друзей-дружинников в стяжательстве своего собственного «государства-владения». То есть собственно тюрки Ашина, после того как их из Турфана переселили на Алтай, были для алтайских племён всегда казаками – военным сословием, исполняющим в условиях военно-демократического строя степных племён роль профессиональных военных вождей (тюрк. ханов и хаканов или

монг. канов и каанов). В этом состоит разгадка, почему более поздние древнемонгольские ханы разъезжают в степи в одиночку, как и положено батырам, из-за чего стало возможным знаменитое отравление татарами отца Чингисхана Есугэ Баатыра, основателя «золотого рода» (алтын ру)

Кият-Борджигинов. Считаем важным, в качестве заслуживающей разработки версии, выдвинуть тезис об этнополитической связи древнетюркского волчьего рода Ашина с древнемонгольским волчьим родом

Кият. Основанием этому служит не только созвучие имён Аланча-хана, «предка татар и монгол» по Абулгази, и Алаша-хана, атамана трёх казачьих сотен алашей или алашмынов, с которыми Валиханов связывает происхождение казахов.

Кроме этого созвучия, явно просматривается ещё единая казачья природа военных вождей из этих родов в надплеменной сущности самоназваний тюрков и монголов. Помимо «тюркского вопроса» внезапного исчезновения племенного союза тюрков после начала древнетюркской эпохи, Акимбеков с присущей ему дотошностью поднимает ещё и «монгольскую проблему» исторического отсутствия среди монголоязычных племён такого племени, как монгол.

Он вполне основательно предполагает, что «конкретного племени монгол среди множества племён Монголии в начале XII в. не существовало. В то же время семья основателя монгольской империи Чингисхана относилась к крупному тюркомонголоязычному племени тайджиут. По своему статусу его предшественники, скорее всего, являлись военными вождями тайджиутов», которые, по выражению Б.Я. Владимирцова, «были эфемерными вождями неопределённых групп с неопределённой, всегда оспариваемой властью… главным образом на время войны, т. е. для наездов, набегов разбоя». «Поэтому так много у того же Рашид ад-Дина историй про то, как сыновья Хабул-хана Хутула-хан и Кадан Багатур пошли на свои юрты в земли племени куралас и вступали в войну с племенем уклат всего с 20 нукерами». Все они были выходцами из тайджиутов, и лишь после мирового воцарения Чингисхана эти казаки-батыры были названы «задним числом» общемонгольскими ханами, не связанными со своим родным племенем, которое в первую очередь имело право называться монголами, но при этом было первым врагом Чингисхана (там же, с. 140–141).