Браницкий пришел в гримерку Анны Бинетти, в тот момент Казанова как раз был у нее. Ну, был – это слишком громко сказано. Он просто остановился у гримерки Бинетти, дверь которой была открыта, и даже не успел обменяться с ней и парой слов. Увидев Браницкого, Казанова вежливо поклонился и собрался уже пойти в гримерку Терезы Касаччи, куда он, собственно, и направлялся, но тут граф нарочито громко сказал: – Сознайтесь, господин Казанова, что я явился некстати. Вы ухаживаете за этой дамой? – А что, разве она недостаточно обаятельна для этого? – не растерялся Казанова. – Она до такой степени обаятельна, что я объявляю вам, что влюблен в нее и не потерплю рядом соперника. – В таком случае, – миролюбиво сказал Казанова, – я скромно удаляюсь. Однако граф, окинув его презрительным взглядом, все так же громко объявил: – Я считаю трусом всякого, кто оставляет занятую позицию при первой же угрозе. Казанова еле сдержался. Собрав всю волю в кулак, он в ответ лишь пожал плечами и пошел по коридору. Не успел он сделать и четырех шагов, как вслед ему донеслось: – Жалкий венецианский трус!
Оставлять подобное без ответа было нельзя, и Казанова крикнул: – Граф Браницкий, я вам докажу, где и когда вам будет угодно, что венецианский трус и не думает бояться польского вельможи. Дело, конечно же, завершилось дуэлью, на которую Браницкий, как и положено, прибыл в сопровождении своих адъютантов. У Казановы никаких секундантов не было. – Вы были когда-нибудь военным, господин Казанова? – спросил граф. – Да, был, но зачем этот вопрос? – Просто так, чтобы поддержать разговор.
Браницкий был настолько уверен в себе, что все время смеялся, Казанова же предпочитал молчать, и это еще больше распаляло его противника, который принимал это молчание за страх. Когда прибыли на предназначенное для дуэли место, граф предложил Казанове выбрать пистолет. Казанова ткнул наугад в один из пистолетов, а Браницкий, взяв другой, насмешливо бросил: – Вижу, господин Казанова, что вы отлично разбираетесь в оружии. Ваш пистолет превосходен.
Резкий ответ Казановы несколько отрезвил его: – Я проверю это на вашем черепе.
Дуэлянты разошлись на двенадцать шагов. Казанова предложил поляку стрелять первым. Тот стал целиться, но делал он это так долго, что Казанова, не считая себя обязанным ждать еще дольше, выстрелил сам. В результате два выстрела прозвучали практически одновременно, но первым на долю секунды все же был венецианец. Браницкий покачнулся и упал. Казанова был ранен в руку. Дела его противника обстояли гораздо хуже. Пуля вошла в него с правой стороны возле седьмого ребра и вышла слева, так что он оказался прострелен насквозь.
Дуэль состоялась… и победителем оказался Казанова. Против всех ожиданий, Браницкого отвезли домой в очень тяжелом состоянии: давно известно, что в этом деле неловкий опаснее искусного. Казанова серьезно нарушил дуэльный кодекс. И офицеры, секундировавшие графу Браницкому, от справедливого возмущения чуть не разорвали Казанову на части. Спас его, как ни странно, их начальник, приказавший им оставить штатского в покое. Почему? Да потому, что Браницкий прекрасно понимал, что и сам нарушил дуэльный кодекс, ибо там главным принципом значилось следующее: дуэль может и должна происходить только между равными.
Дуэль с графом Браницким происходила 5 марта 1766 года, и после нее Казанова был фактически выслан из Польши. А потом для него началась целая полоса неудач: в ноябре 1767 года он был в двадцать четыре часа выслан из Парижа (так было угодно Его Величеству) и направился в Испанию. Как признавал сам Казанова, «Европа становилась тесной» для него. Он нигде никому не был нужен, потерял все свои источники получения денег и даже в собственных глазах выглядел человеком определенно пожилым. А ведь ему был всего сорок один год. Казалось бы, что за возраст? Но Казанова почему-то утверждает, что «в этом возрасте уже мало думают о счастье, а о женщинах и того меньше».
В сентябре 1785 года, в Вене, когда Казанове уже было шестьдесят, граф Йозеф-Карл-Иммануил фон Вальдштайн, конюший короля, предложил Джакомо пост библиотекаря в богемском замке графа, который тогда назывался Дукс.
Зато с окладом в тысячу гульденов в год, коляской и обслуживанием. Впрочем, библиотека была достойна уважения. Она насчитывала сорок тысяч томов, да и сам замок Дукс был по-настоящему роскошен. Но шестидесятилетний Казанова, проживший десяток жизней, лихой авантюрист и романтик с придворными манерами, явно не подходил к этой своей новой должности.
Ну, а как же женщины? Неужели Казанова совсем забыл об их существовании? Нет, не забыл. Не мог забыть.