Казанский альманах 2018. Изумруд

Правитель Великого Улуса, измотав воинов Тимура, готовился встретить их на реке Кондурче. Хан Тохтамыш спрашивал совета у военачальников о местоположении битвы и расстановке сил, но прославленные командующие вели себя неуверенно, опускали глаза и соглашались с любым словом повелителя. Тохтамыш, занятый предстоящей встречей с давним противником, не разглядел опасности, притаившейся за спиной. Он не видел измены, поспевавшей за плечами, среди его огланов, не чувствовал смрада от плода предательства, созревшего настолько, что великому эмиру Тимуру оставалось лишь протянуть руку, дабы изменники пали на колени перед ним.

Двухсоттысячное войско правителя Турана подошло к Кондурче в начале месяца раджаба 793 года хиджры[13]. Ордынцы уже раскинули свой стан на речном берегу. Исполины встали друг против друга, ожидая, когда два человека, которым была подвластна эта огромная мощь, подадут знак к кровопролитному сражению.

Тимур Гурган собрал военачальников в шатре. Среди них были сыновья, внуки и отличившиеся в победоносных битвах нойоны; особой кучкой стояли те, кто перебежал от хана Тохтамыша. Он оглядел всех, выхватывая из полумрака лица Миран-шаха, Омар-шейха, Бердибека, хаджи Сейфаддина. Среди перебежчиков уверенностью и смекалкой выделялся Идегей. Мангытский эмир нравился стареющему правителю, мало в ком он видел столько отваги и ума. Когда Идегей вместе с царевичем Тимур-Кутлугом смиренно просили убежища от гнева Тохтамыша, повелитель Мавераннахра принял их с благосклонностью. Ордынцам дали кров и приняли при дворе, как ближайших друзей.

Тимур Гурган порадовался бегству ближайших сподвижников Тохтамыша. Если хана покидали первые лица, сидевшие по правую руку государя, значит, не так крепко стоял трон бывшего вассала. Неудачи Тохтамыша при его последнем походе окончательно поколебали столп могущества сарайского повелителя, потому даже в столице среди придворных хана находились недовольные. Оставалось сделать правильный ход, – и тогда Тохтамыш падёт. Но несмотря на благоприятные условия и сведения, которые доставлялись в Самарканд опытными лазутчиками, великий эмир долго не решался бросить свои силы на Орду, и только Идегей убедил его в этом. Его речи воспламеняли воинственную искру в правителе, всегда предпочитавшем хорошую битву дипломатической игре. Слова Идегея и сейчас сидели в голове Тимура, и порой он повторял их, еле шевеля высохшими губами. «Ты, повелитель Вселенной, устремляешься в страны дальние и местности дикие и заброшенные. Ты не боишься пересечь высокие хребты и бурные реки, ты идёшь по бесплодным пустыням так легко, словно на пути твоём благословенные оазисы. Но прямо перед тобой лежит добыча нетрудная, которую ты возьмёшь лишь взмахом меча. Для чего же мешкать и дремать? Зачем медлить и отлагать? Никто тебя не задержит, и никто не даст достойного отпора! О, джихангир, сокровища Орды, что копились сотни лет, станут твоими, и богатство придёт к тебе своими ногами!»

– И будет наказан строптивец Тохтамыш, – прикрыв глаза, добавлял Тимур.

Он не испытывал к ордынскому правителю ненависти, скорей недоумение: почему хан, обязанный ему всем, отплатил за его покровительство чёрной неблагодарностью. Тохтамыш пришёл к нему в страшный год смерти старшего и любимого сына Джихангира. Его наследник покинул мир в рассветные годы, Тохтамыш был старше Джихангира, но тоже молод, и лёг на сердце Тимура, полюбился, как сын. Хотя, пожалуй, великий эмир лукавил сам с собой, не сыном стал для него Тохтамыш, а средством к подчинению золотого ордынского трона. Но как много он сделал для этого потомка спесивых и гордых Джучидов, а Тохтамыш надел ханскую шапку и позабыл о благодеяниях Тимура. За долгую жизнь правителю Мавераннахра приходилось видеть много неблагодарности, но не всегда он поднимал при этом карающий меч, научился он пропускать мимо ушей науськивания тех, кто желал его руками убрать своих врагов. Выслушивая горячие речи Идегея, джихангир мог промолчать и переждать, его влекли земли Индии и оставались незаконченными дела в Азербайджане и на Кавказе. Но Тимур пошёл на Сарай ал-Джадид, к этому решению его подтолкнули не только слова мангыта, а серьёзное опасение. Великий эмир остерёгся воевать на чужих землях, ведь тогда Тохтамыш вновь придёт в благословенный Туран, будет жечь и грабить его владения. А там, кто знает, не повернётся ли удача лицом к хану? Джихангир сердито хмурился, думая об этом, и говорил уже уверенно, без сомнений:

– Тохтамыш должен быть наказан, я так хочу!

Он и сейчас, начиная военный совет, повторил слова, не выходившие из головы. Багатуры, которые привыкли подчиняться беспрекословно, почтительно склонили головы:

– Слушаемся и повинуемся, повелитель!