Каждому своё

– Да, – подтвердил Порфирьев. – У меня на лицевой щиток выведена карта местности. Я проложил курс к нужной точке, и мы идём по нему. Гироскоп чувствует отклонение от прямой, это позволяет не сходить с курса. Проблема в том, что компас не видит север из-за сильной ионизации. Поэтому карту я сориентировал на глаз. По памяти. Насколько точно получилось, неясно. Нужно найти один, а лучше два стопроцентных ориентира, и тогда можно будет привязать карту к местности достаточно точно. Но наш маршрут фиксируется, так что обратно дойдем по своим следам.

– Где мы сейчас? – молодой техник огляделся, скользя лучом нашлемного фонаря по смутно выступающим из пылевого сумрака руинам. – В смысле, как думаешь, где мы?

– Если с картой я не ошибся, то должны быть на Комсомольском проспекте, в районе бомбоубежища, – ответил Порфирьев, продолжая вглядываться в свою карту.

– Это точно не проспект! – нервно возразил Антон, пиная торчащий из месива руин обломок потолочного перекрытия. – Под ногами должен быть асфальт, а не развалины зданий! Мы где-то внутри кварталов!

– Асфальт под тобой на глубине нескольких метров, если не расплавился и не выкипел, – голос здоровяка перестал быть задумчивым, видимо, он закончил возню с картой. – Посмотри на обломки внимательно. Под слоем пыли почти всё оплавлено. За трое суток город перепахало сотни раз. Ты видишь хоть одно здание? Хоть один фронтон или полстены? Мы прошли напрямик, от станции до нужного места на проспекте, это почти три километра. Мы пересекли Садовое кольцо и несколько крупных улиц, а также прошли сквозь десяток кварталов, но ты ощутил разницу? Ты видел хоть что-нибудь из всего этого? Самые высокие препятствия не превышали двух-трёх метров, зато горы обломков встречаются повсюду, и нам трижды пришлось огибать очень длинные многометровые нагромождения. Если ты не понял, то от зданий не осталось даже крупных фрагментов уже через сутки бомбардировки. Остальные два дня тут всё попросту перемешивалось. Видимо, противник бил контактными зарядами, чтобы уничтожить подземную инфраструктуру после того, как уничтожена наземная. Наверное, мы обходили края воронок, потому и разница в рельефе такая большая.

– Может быть, – согласился пожарный. – Но думаю, дело не только в этом. Город стоит на подземных коммуникациях. Под улицами всё изрыто канализацией, подземными переходами, тепловыми сетями и водоснабжением, кое-где под землю убраны мелкие речки. Всё это обвалилось, рухнуло и просело. Образовались гигантские рвы по всему городу, которые ударные волны забили обломками. Получилось сплошное месиво, но рельеф всё равно неровный.

– Как же мы тогда будем искать бомбоубежище? – Антон понял, что вот эта бесконечная свалка из обломков строительных материалов, распростёршаяся под ногами, и есть Москва со всеми её величественными зданиями, тысячами жилых домов и всего того прочего, что делало город городом. – Если мы даже не можем понять, где находимся?

– Отыщем ориентиры, – напомнил Порфирьев. – Пока ты не остановился, я шёл к набережной. По идее, через сто-двести-триста метров мы должны выйти на Фрунзенскую набережную, или как там её теперь. За ней Москва-река, дальше Нескучный сад. Всё это не могло засыпать обломками полностью, потому что за рекой нет домов, там парковая зона. Значит, набережную мы должны отыскать. Там и привяжемся к местности.

– Тогда почему мы сразу не пошли к Смоленской набережной? – полученные объяснения немного успокоили Антона, и ему удалось взять себя в руки. – Она же гораздо ближе к нашему метро!

– А ещё она гораздо ближе к метро «Киевская», – ответил амбал. – В том районе под землёй секретный бункер, я тебе об этом уже говорил. По нему отстрелялись спецбоеприпасами, так что идти в ту сторону я не рискнул. Ты забыл, что случилось со станцией «Плющиха»? Она выходила как раз туда, на Смоленскую набережную.

– Так ведь на Фрунзенской стоит здоровенный комплекс Министерства Обороны! – насторожился молодой техник. – Какое-то там управление национальной обороны, как-то так! По нему наверняка тоже долбанули! Это же где-то недалеко!

– Вот я и думаю, как бы нам случайно не наткнуться на то, что от него осталось, – ответил амбал. – Кто знает, что там сейчас творится…

– Пошли дальше, пока время есть! – заявил техник. – Мы два часа на улице, осталось ещё пять с половиной, значит, у нас на поиски три с половиной часа!

– Два часа, – поправил его Порфирьев. – Полчаса – резерв на непредвиденные обстоятельства, и час – на переговоры с жителями бомбоубежища, если найдём. Видится мне, что это будет самое трудное.