Каждый пятый

Искрой мелькнул вверху справа красный свитер. Слаломным виражом вылетел из-за леса Одинцов и рванулся вниз, широко переступая лыжами, прямо на спуске обходя двоих скользящих в низкой посадке гонщиков. От питательного пункта кинулся к нему навстречу Быстряков, крича: «Плюс полторы у Федотова, плюс две у Бобынина». Иван на ходу вырвал у него картонный стаканчик, но бросил, обдав питьём пальто Быстрякова. Вразмашку мчал вдоль стартовой поляны, вслед бежали люди, бежала новая знакомая Тамара, вертя над головой лыжной палкой, будто саблей, вопя: «Ванечка, ещё десять осталось, прибавь!»

Петля пятидесятикилометровой трассы, напоминавшая неровно выведенную восьмёрку, опоясывала и пересекала Уктусский бор. В одиночку и вереницами кружили по ней чуть более ста тружеников и мучеников (остальные, не выдержав, сошли) в разноцветных недавно, но теперь побуревших, приобретших одинаково тёмный колер рубашках. Кто-то ещё тужился занять место повыше, кто-то чаял лишь дойти. Федотов, Бобынин и Одинцов на отдалении не видели друг друга, но подсказки тренеров словно натягивали шнур, связывавший сейчас только их троих. Упругий этот шнур порвётся на финише, больно стеганув по двоим, оставив третьего в невредимости и торжестве.

Жестяной репродуктор со столба долдонил без передышки, звучали фамилии тех, кто закончил, и их результаты. К отстрадавшим своё спешили тренеры и товарищи, помогали снять лыжи, разводили по палаткам, но толпа вокруг судейской не рассасывалась, назревали главные события.

Куда, к дьяволу, запропастился «рафик»? Наконец комментатор углядел его за канатом, призвал свирепым гребком ладоней. Милицейский майор Матюнин стремглав бросился выдёргивать колья.

— Внимание, полная готовность! Натан Григорьевич, по моему сигналу берёте лыжника в начале спуска, ведёте на меня до створа! Вадим — запись по отмашке! И не вякать! Вякать дома будем.

— Ой, ноги не держат, — приникла вдруг к Кречетову Тамара. — Чем так болеть, лучше самой бежать.

— Любовь? — покосился на неё комментатор.

Она отпрянула, обожгла своими зелёными. Рыжая грива, сбитая в ком, тяжело упала на лицо, она её отхлестнула:

— А вы думали, любовь — это когда в койке? Эх, вы-ы…

Утирая шапочкой щёки, с палками под мышкой заскользила прочь — к подножию спуска. Встречать.

Лыжня сама потрясённо кидалась Ивану в ноги, и он попирал её яростно и властно. Гонщики, которых на последнем километре обгонял он уже десятками, шарахались вправо и влево от красного свитера, на плечах которого, казалось, вскипал рушившийся с ветвей снег.

Уже в финишном створе отчаянным прыжком опередил он парня, чей результат трудно будет отыскать в третьем, если не пятом десятке. И, сломавшись в пояснице, касаясь пальцами лыж, опустошённо катил ещё несколько метров.

Кто-то набросил ему на плечи полушубок. Вроде бы Быстряков. Кто-то, присев на колени, отстегнул крепления. Вроде Нелька.

С неба загремел жестяной голос:

— Финишировал Иван Одинцов, Московская область. Время… — голос преисполнился торжеством… — время заслуженного мастера спорта Одинцова два часа двадцать две минуты сорок шесть секунд!

Вокруг захлопали — сперва глухо, в варежках, потом хлёстче, потому что люди бросали рукавицы, бежали Ивана качать. Потянули назад за плечи, подхватили под спину, под колени. Он отбился:

— Рано.

— Ванечка, иди в палатку, простынешь!

Нелька, что ли?

Подошёл Федотов:

— Поздравляю, дядя Ваня.

Бобынин не подошёл, и Иван подумал, что хотя Костя рад за него больше, чем Федотов, но тоже понимает — рано.

Подошёл знакомый телевизионщик Толя:

— Иван, как говорят в народе, ты меня уважаешь?

— Ну?

— Минут через десять… Вон наша камера. Пару слов — я тебя терзать не стану. Договорились?

— Ну?

За спиной кто-то сказал:

— Теперь бы ему и уйти. Непобеждённым.

«Дудки», — подумал Иван. А сам всё слушал радио.

И вдруг оно загремело с неслыханной силой:

— Финишировал Игорь Рыбаков, Московская область! Время — два часа двадцать две минуты тридцать…

У него заложило уши, и он пошёл в палатку. Мельком увидел, как знакомый телевизионщик Толя бежит за Львом Николаевичем Прокудиным, который тоже бежит, на ходу стаскивая номер со своего мальчугана и обороняя его локтями от трусящей следом толпы. На ходу, не глядя, телевизионщик толкнул Ивана, и, не глядя же, извинился.

— Ничего, — ответил Иван. — Быват.

И уже для себя, а не для окружающих, вполголоса договорил любимую дедову поговорку:

— Быват, что и медведь летат. Когда с горы падат.

— Вы помните мой намёк? Что я давеча говорил? Игоряша, соберись, дружок, это же ответственный момент, тебя вся страна увидит!

Парень промокал варежкой лоб, от багрянца солдатская стрижка казалась совсем белёсой. Под носом светлый пух. Кого-то напоминал он Кречетову, но кого?

— Закончилась эта гонка, эта битва титанов!..

— Анатолий Михайлович, встаньте к товарищу поближе… Вадим, вы готовы? Бог мой, я опять вижу микрофон!

— Съесть мне его, что ли?