Каждый убивал

– Что, удачный трах вспомнился? – без малейшей издевки, совсем не обидно спрашивает она, потягивая через соломинку свежевыжатый морковный сок.

– Как это у тебя получается не урчать? Я вообще не могу допивать до конца – слишком уж громкие, непотребные звуки издает эта гребаная соломинка! – уклоняется Анжела от подружкиной догадки.

Змеиная Катюхина проницательность очень часто приносит пользу, в ее реплике ни капли зависти, и нет для нее никаких особых тайн в Анжелиной жизни, просто сейчас не то настроение, чтобы откровенничать. Про Глеба уж точно никому знать не следует. Другое дело – Тапир. Не помешало бы посоветоваться с ней насчет него. Но это потом, позже, смотря как разговор пойдет.

– А насчет соломинки… Нет никакого секрета. – Катя добродушно принимает отсутствие ответа на слишком прямой, но почти риторический вопрос и без какой-либо подначки спокойно объясняет: – Просто следи, чтобы нижний конец всегда был погружен в жидкость. И не жадничай, не пытайся выпить все до дна. Внизу остается пена, пузырьки, которые и пукают, когда пытаешься их втянуть. Ну, продолжим… – мягко улыбается она, порывшись в сумке, достает конверт, подсовывает его в Анжелину «биркин» и включает диктофон. Не настаивает на своем любопытстве.

С удовольствием… Анжела рассказывает, что совсем недавно из вечеринки, которую молодая подруга самого знаменитого олигарха организовала и разрекламировала как хит сезона, вышел обычный русский пшик. Английский композитор-очкарик, гвоздь события, простудился и не прилетел, и миллионный гонорар, уже полученный, не вернул, а отдал на благотворительность. Имел право, ведь помощь детям-сиротам была заявлена как цель гламурного собрания. Естественно, Анжела умолчала, что сама не смогла получить приглашения на раут. Но любой дурак может расписать то, что видел своими глазами. А ты попробуй создать эффект присутствия, не торча на каждой вечеринке! Все лакомые подробности слили Анжеле прикормленные олигарчата. Никаких денег, в ходу лишь борзые щенки в виде… Да ладно, кто считает.

Когда первый сюжет заканчивается, Анжелино ухо улавливает упорный «зум-зум». Звук незнакомый, но рука все равно достает мобильник – проверить, не он ли подает голос, Может, простуженный или еще каким-то чудом изменившийся. Нет, ее «вертушка» дисциплинированно помалкивает. Тогда кто же игнорирует вызов?

– Катюха, проверь, не тебя ли домогаются? Вдруг муж?

Только после разрешения воспитанная подруга достает телефон и смотрит на табло:

– Извини, и правда Мишка. Кстати, забыла, он тебе передавал пламенный привет. Знает же, что я занята… Алло! – без раздражения говорит она в трубку. Выслушивая ответ, поднимает удивленные глаза и смотрит прямо на Анжелу: – Это тебя… Бизяев… У него дочь убили… – сообщает она, сочувствуя, но не удивляясь. Явно уже знает.

Странно. Откуда?

Черт, я теперь каждого буду подозревать? Мишкин бизнес, наверное, как-то связан с бизяевским…

– Ответишь ему? – держа трубку у уха, спрашивает Катя.

Даже не протягивает, чтобы не подталкивать к согласию.

Опять Бизяев… Какое-то всевидящее око! Как он ее нашел? Следит?

Сколько раз ради красного словца в компании благополучных трепачей Анжела поддакивала: да, за всеми присматривают, да, мы живем при тотальном контроле, да, скоро опять сажать начнут… Большой Брат, мол, не дремлет… Оруэлла мы все читали… Не придавая значения этим «ля-ля-тополя». Но когда конкретно тебя берут в оборот… Страшно…

А вдруг ее разговоры прослушиваются, вдруг в квартире завелось видеонаблюдение? Срочно проверить. Глеба попросить…

Холодная капля, как материализованный метафизический ужас, скатывается по позвоночнику Анжелы в ложбинку между ягодицами и забивается в узенькие стринги. Под душ бы прямо сейчас и пиджак в чистку! Так неохота брать трубку… Но придется, иначе сукой буду в глазах Катюхи с мужем. Конечно, они поймут мою жесткость, когда узнают про Никину смерть… Да они уже знают!

Анжела протягивает дрожащую руку и берет трубку, точную копию своей «вертушки». Молчит, собираясь с духом.

– Слушаю, – говорит она самым строгим голосом, который за месяц нудных, но продуктивных упражнений поставили ей на тренинге. В соавторстве с выражением лица и одежкой интонация действует неотразимо: слабаки теряют дар речи, а зубры признают за равную. Но и без видимых глазу подпорок работает.

– Извините, что врываюсь в вашу жизнь. – Виктор Рюрикович говорит политесную фразу без примыкающего к ней заискивания. Не просит, а информирует. – Ваша трубка отключена, поэтому я обратился за помощью к вашим друзьям.

Откуда он про Катюху с Мишкой знает? Просто навел справки или установил слежку? И какое самообладание! Впрочем, все те, кто пробился наверх, умеют отставить спонтанные эмоции в самый дальний угол – на тот третий-четвертый план, который в формате «три дэ» без специальных очков размыт, почти не виден.

– Вы знаете про мою потерю.

Констатация факта, не вопрос.

– Соболезную, – вставляет Анжела ритуальную фразу, таким образом подтверждая собственную осведомленность. Спасибо Глебу.