Каждый умирает в одиночку

И до того, как она успела поднять шум, я покинул контору и поспешил вниз по лестнице.

2

Бичвуд-авеню, улица длиной в три мили с двухсторонним движением, разделенная бульваром, который засажен магнолиями, змеей поднималась по холму позади Феирвью и спускалась в долину к Сан-Францисской и Лос-Анджелесской автострадам. Это тихая улица, застроенная по обеим сторонам величественными домами с балконами, с белыми колонами и с очень высокими портиками.

Дом номер 235, принадлежащий Цезарю Миллсу, скрывался за высокой белой отштукатуренной оградой. В лунном свете я смог, проезжая мимо, прочитать хромированные цифры на семифутовых воротах. Из-за ограды была видна лишь крыша дома, выложенная зеленой черепицей.

Примерно в двухстах ярдах впереди я заметил тупик, ведший к одному из огромных имений. Заехав в него, я прижался к краю тротуара, выключил все, кроме габаритных огней, и вышел из автомобиля.

Это была жаркая, тихая, спокойная ночь. Воздух благоухал ароматами цветов, произрастающих в скрытых садах, и магнолий на бульваре. Милое место и подходящее время для целующихся парочек и грабителей.

Я, словно невзначай, пошел к дому 235, не спеша, подобно человеку, совершающему небольшой моцион перед тем, как отойти ко сну. Было двадцать минут одиннадцатого. Я чувствовал себя разбитым и усталым, тяжелая жара отнюдь не придавала комфорта. У меня также было чувство, что я зря трачу свое время и мне здесь абсолютно нечего делать. Я должен был сконцентрироваться на Ли Тейлере, а еще лучше — лежать спокойно в кровати и спать, готовясь к беспокойному утру.

Я остановился около семифутовых ворот и оглянулся. Вокруг никого не было, я поднял задвижку, открыл ворота и всмотрелся в маленький, ухоженный садик, залитый лунным светом. Передо мной стоял дом в полтора этажа с шестью деревянными колоннами, поддерживающими крышу над верандой, в которой было три мансардных окна. Четыре окна выходили прямо на веранду, и сквозь них струился свет. Было похоже, что Цезарь Миллс дома.

Я решил, раз уж я здесь, украдкой посмотреть на него. Пробравшись по садовой дорожке на веранду, я заглянул внутрь через ближайшее окно.

С первого взгляда мне стало ясно, что Миллс живет с шиком. Кругом царили комфорт и роскошь. На паркетном полу лежали китайские ковры, по комнате были расставлены два больших длинных мягких дивана, четыре кресла и тахта, у одной из стен располагался стол из орехового дерева, заставленный бутылками. Лампы с пергаментными абажурами создавали пятна приглушенного света на полированном полу и коврах. Это была прелестная комната: комната, обставленная со вкусом. В такой приятно жить.

Цезарь Миллс сидел в одном из кресел, с сигаретой в зубах и со стаканом виски в руке. На нем был темно-синий шелковый халат, белая шелковая пижама, босые ноги засунуты в шлепанцы. Он читал журнал, и по скучающему, хмурому выражению его лица мне стало ясно, что он не особенно вдумывается в то, что читает.

Я поразмыслил, стоит ли чего-то ждать. Я был бы не прочь попасть в дом и осмотреть его, но не склонен рисковать, мне также не хотелось скандалить с Миллсом. Но поскольку был шанс, что он скоро пойдет спать, я решил полчасика подождать.

Я выбрал место в полумраке и присел на край большой каменной кадки с петуниями. С этого места я мог беспрепятственно рассматривать Миллса, уверенный в том, что он меня не заметит.

Медленно прошло двадцать минут. Время я знал точно, потому что то и дело я посматривал на часы, думая, как хорошо бы было пойти домой и немножко поспать. Наблюдать за Миллсом, расслабляющимся в кресле, пока я сидел на краю каменной кадки, страдая от боли в голове и спине, было не слишком весело. Но я доверяю своей интуиции, и я настойчив, поэтому я ждал. Спустя какое-то время он отбросил в сторону журнал и встал.

Я надеялся, что он собирается запереться на ночь, но вместо этого он подошел к бутылкам на столике из орехового дерева и долил себе в стакан виски. Наблюдая за тем, как течет из бутылки животворящий напиток, от зависти у меня аж горло подергивалось. Мне было жарко, я устал, и хорошая порция виски помогла бы мне взбодриться.

Затем, когда он вернулся в свое кресло, я заметил, как он напрягся, наклонил в сторону голову и прислушался. Я последовал его примеру.

Тишину ночи потревожил звук быстро приближающегося автомобиля. Миллс поставил свой стакан, подошел к большому зеркалу над камином и взглянул на себя, затем он встал у двери, ожидая.

Снаружи к воротам подъехала машина, потом хлопнула дверца и щелкнула щеколда на воротах.

К этому моменту я был на ногах и отступил назад в густую тень дома. Я услышал, как отворились ворота и звук шагов по дорожке: быстрых, легких — шагов женщины.

Я ждал, прижавшись к стене, глядя из темноты на великолепно освещенный сад. Из-за угла дома действительно вышла женщина: женщина в желтовато-коричневых льняных широких брюках и в свободной зеленой спортивной блузе. Ее голова была не покрыта, и она несла сумочку, сделанную из желтовато-коричневой материи, подходящую к ее брюкам.