Родился сын, но Алексей все меньше времени уделял семье и все больше работе. Иногда супругам и поговорить было некогда: он возвращался поздно, уставший, ложился и сразу засыпал.
Однажды Люда ему сказала, что хочет тоже вносить свою лепту в семейный бизнес. Вопреки ее ожиданиям, муж сказал, как отрезал: «Твое место дома, рядом с сыном,» — и вообще перестал посвящать жену в свои дела.
Попытки ее поступить против его воли оказались тщетными. Она наняла няню, но ребенок часто и серьезно болел, и доверять его чужому человеку в такие дни было опасно. Потом Люда снова забеременела, и тогда ей вовсе пришлось забыть о мысли стать бизнес-вумен.
Алексей часто не ночевал дома, не звонил; явившись, ни о чем не рассказывал. Много слез пролила Людмила, но вскоре привыкла и сама стала повторять, что ее место дома, с детьми.
Поэтому в этом плане она ничем не могла помочь Милославской. Яна спросила ее:
— Ну а в вашем общем кругу, кругу друзей, родных не было у вашего мужа врагов, завистников?
— Да что вы, нет, конечно.
— М-да, — протянула Милославская.
Она снова задумалась. Скорость разворачивающихся событий ошеломила ее. Еще вчера Воробья просто припугнули, а сегодня его уже нет в живых. «Похоже, — думала Яна, — планы врагов Алексея кардинально изменились. Почему-то они не захотели ждать, когда тот проявит благоразумие…»
Милославская имела довольно большой опыт расследований, но на ее памяти это был первый и единственный случай, когда человек, которому угрожали, так быстро уходил из жизни. С чем это могло быть связано, она не знала. Единственное, что ей приходило сейчас на ум — Воробей слишком резко ответил на угрозу. Возможно, тоже угрозой. Но, как правило, о резких выпадах криминалитета, город узнавал довольно быстро. Пока же все было тихо. Хотя, впрочем, час был довольно ранний…
— Вот что, Люда, — сказала она, исподлобья глянув на клиентку, — вы сейчас идите домой.
Людмила встрепенулась и тревожно посмотрела на Милославскую.
— Я берусь за ваше дело, — успокоила та, — идите, у вас сейчас много проблем. А мне нужно собраться с мыслями. Давайте обменяемся телефонами, — Яна протянула клиентке свою визитку, взяв ее с журнального столика, — я вам позвоню, как только возникнут какие-то соображения. Да, мне надо собраться с мыслями… — задумчиво повторила она.
Воробьева порылась в своей сумочке, достала из нее маленький блокнотик, что-то начеркала в нем и, оторвав листок, протянула хозяйке.
— Вот, мой телефон, — пояснила она, — и адрес, на всякий случай.
Людмила встала.
— Я вас провожу, — сказала Милославская и вышла из комнаты. Воробьева засеменила за ней.
Закрыв за гостьей калитку, Яна осталась наедине с собой.
Мысли кипели у нее в голове. Она даже не замечала Джемму, которая крутилась под ногами.
Войдя в свою комнату, она плюхнулась на кровать, закинула руки за голову и закрыла глаза. «Да!» — вскрикнула она, вскочив буквально через минуту, и схватила пульт от телевизора. Экран засветился, и Милославская принялась нажимать кнопку за кнопкой, пытаясь отыскать канал, на котором транслировались местные новости.
Ей повезло: один из телеканалов только-только начинал показ программы «Вести». На экране закрутился глобус, а потом вдруг возникла фигура улыбающейся ведущей, которая жизнерадостно поприветствовала телезрителей.
— К делу! К делу! — нетерпеливо бросила в ее адрес Яна.
Она смотрела на диктора, как завороженная, и, затаив дыхание, внимала ее словам. Сюжет следовал за сюжетом, но ничего, что могло бы заинтересовать Милославскую в этот момент, не было. Вслед за обзором политических новостей диктор перешла наконец к криминалу.
Первое, о чем она сообщила — в парке Гагарина найден труп мужчины, Воробьева Алексея Михайловича. Милославская привстала, ожидая услышать что-нибудь сенсационное. Однако, более того, что она уже знала от Людмилы, журналисты не сообщили. «Заведено уголовное дело», — и все на этом. Далее следовал калейдоскоп других происшествий минувшего дня.
Но если «нормальных» людей его освещение порадовало отсутствием других громких преступлений, то Яна разочаровалась — для себя из всего этого она ничего взять не могла: никого больше не убили, никому не угрожали, ни на кого не покушались. Так, «пустяки»: двое напившихся до безумия подрались, и один обеспечил другому сотрясение мозга; на свалке нашли выброшенного мамашей новорожденного мальчика…
Безусловно, Милославская не была черства душой. Не будь она озадачена убийством Воробья, она бы весь день ужасалась услышанному. Но теперь в ее сознании места не оставалось ни для чего, кроме ведомого ею дела. Она искала ответ на вопрос: был ли Воробей убит за резкую реакцию на поступившую в его адрес угрозу — и не находила его. Ни о каких других происшествиях в среде местного криминалитета речи не шло, значит, навряд ли Воробьев успел сделать какой-то резкий выпад в адрес противников.