Казнь

Елизавета Борисовна дописала последнюю страницу, сложила письмо, запечатала в конверт и, подойдя к комоду, выдвинула ящики и стала быстро перебирать лежащие в них вещи. Ручной сак скоро наполнился доверху. Она крепко защелкнула его, набросила на себя резиновый плащ и, оглядев еще раз комнату долгим прощальным взглядом, тихо отворила двери и вышла.

Кругом было пусто.

Она открыла запертую слугою балконную дверь, выскользнула в сад и, обогнув его сзади, через густые заросли крыжовника, дошла до ветхого забора и пролезла через отбитые доски на узкую тропинку широкого луга. Дождь лился сплошною массою, ветер рвал капюшон с ее головы, она спотыкалась и все шла и шла по мокрой траве в легких туфлях, с саком в руке.

Бежать как можно дальше от этих честных людей, бежать и где‑нибудь в глуши схоронить свой позор, свое унижение…

XXV

Непогода бушевала. Молнии сверкали, сопровождаемые трескучими раскатами грома; дождь низвергался на смятенную землю сплошным потоком, и ветер пригибал деревья до самой земли.

Старая Ефимья зажгла пасхальную свечу и, трепеща от суеверного ужаса, шептала молитвы перед иконою, отбивая поклоны. Весенин уже загасил лампу и приготовился заснуть, когда в соседней комнате услышал шаги и смятенный шепот.

– Кто там? – окликнул он.

– Федор Матвеевич, за вами с усадьбы! – отозвался из комнаты Елизар. – Степана пригнали. Экстра!

В один миг Весенин был на ногах и дрожащими руками зажигал свечу.

– Что случилось там? Где Степан?

Рослая фигура кучера показалась в дверях и отвесила низкий поклон Весенину.

– Не могу знать, Федор Матвеевич, только Сергей Степанович даже сами прибегли в конюшню и приказали гнать! – ответил он.

– Ты на чем?

– Как есть верхом! – ответил Степан.

– Елизар, подай Мальчика!

Весенин поспешно оделся в кожаную куртку и высокие сапоги. Испуганный непогодою, конь бешено рванулся из ворот и помчался по размытой дороге. Голова Весенина кружилась, сердце замирало от ужасных предчувствий.

Он бросил лошадь посреди двора и бегом вбежал в кабинет Можаева. Увидев его, он затрепетал от страха, так изменился Сергей Степанович. Одежда его была мокра, волосы растрепанны, глаза лихорадочно горели, и он, остановившись посредине кабинета, не сразу узнал Весенина.

– Вера? – с замирающим сердцем спросил Весенин. Можаев отрицательно качнул головою.

– Жена! – ответил он глухо. Весенин сразу успокоился, и мысли его прояснились.

– Больна?

– Вот, прочтите! Скорей только, дорога каждая минута! – он указал на свой стол, а сам тяжело опустился на диван и обхватил голову руками. Весенин поспешно подошел к столу и, взяв исписанный мелким почерком лист бумаги, стал внимательно прочитывать его. И по мере чтения негодование, сожаление, ужас попеременно овладевали его душою.

Это было последнее письмо Елизаветы Борисовны.

С отчаянием самоубийцы она рассказывала про свою измену, про свое преступление, про свое унижение и позор. День за днем она рассказала свою пытку последнего времени, невыносимые муки раскаяния и кончила мольбой о прощении. Она просила простить не ее, а память о ней, потому что она никогда больше и ничем не напомнит мужу о своем существовании…

Слезы застилали глаза Весенина, когда он, положив письмо опять на стол, обернулся к Можаеву.

– Что ты думаешь, – спросил он, – она умерла?

В первый раз он говорил ему» ты», и Весенин сразу понял, как сжились они с ним за все время и как прочна была их нравственная связь.

– Нет, – ответил он твердо, – она иначе бы прощалась тогда. Она бежала!

Можаев быстро встал и подошел к Весенину. На лице его блеснула надежда.

– Я сам так подумал. Я был у нее, там все раскидано. Видно, она брала что‑то; нет ее плаща. Зачем плащ? Если бы она…

Весенин кивнул. Можаев взял его за плечи.

– Я люблю тебя и верю тебе, – сказал он порывисто, – помоги же мне! Я люблю ее и не могу допустить мысли, чтобы она вне моего дома искала защиты и спасения. Измена – ошибка! Виноват я, только я, старый дурак, увлекшийся перед смертью! – он взялся за голову, прошел по кабинету и снова подошел к Весенину. – Дорогой мой, – произнес он молящим голосом, – я совсем потерял голову и обессилел. Найди ее, уговори, верни! Она не могла уйти далеко. Смотри, – он указал на окно, – какая ночь! Она нежное, избалованное дитя. Куда уйти ей?..

Весенин нежно взял его за руки.

– Дорогой Сергей Степанович, – проговорил он дрожащим голосом, – прежде всего успокойся, ляг вот тут, а я сейчас подыму людей…

– Тсс! – Можаев судорожно схватил его за руку. – Бога ради, без огласки! Чтобы никто не знал. Слышишь, никто. Даже Вера. Ты да я…

Весенин кивнул головою.

– Только ляг! Дай мне слово лечь, а я не вернусь без нее.

– Милый, спасибо! – Можаев обнял его, и в горле его заклокотали рыдания. – Иди, иди! – толкнул он его к двери…

– Я пришлю тебе человека! – крикнул, выходя, Весенин.

– Иди к барину и уложи его в кабинете, – сказал он испуганному человеку, встретив его в прихожей, – барину худо. Смотри только, шуму не делай и не беспокой барынь.

– Слушаюсь! – оторопело ответил лакей.

Весенин выбежал на двор.