Казнь по кругу

— Алтухова с потрохами купил? — мгновенно догадался программист.

— Не в этом дело, Сева. Нужен вход в его агентурную сеть. Его первый помощник по этой части Никита Горелов, твой брат.

— За этим и приехал? — еще раз догадался Сева.

— И за этим тоже.

— Если бы только один Витольд, то и разговора не было. Но Никита при Светлане как телок на веревочке.

— Чем эта сука мужиков берет? — опять взъярился Лева.

— Сокрушающей вседозволенностью, Лева. Ты ведь тоже в ее койку не прочь, а?

— Я уже был там.

— По ее мимолетному капризу. А больше тебя туда не пускают.

Лева налил себе одному, быстро выпил и признался:

— Она — ведьма, Сева, — и прокричал, себя убеждая: — Но я освободился от нее, освободился!

— Она — немолодая и опытная злодейка с фантастическим интуитивным даром управлять мужиками, Лева.

— Я и говорю: ведьма. Никита, что — совсем пропал?

— Совсем.

— Тогда худо нам.

— Худо тебе.

— Худо нам! — упрямо настаивал Лева. — Нам с тобой — два шага, и мы во главе крупнейшего частного банка России. Если бы не Витольд, нам противостояли всего лишь две дряхлые тени из прошлого…

— И Светлана, — перебив, добавил Сева.

— Без Витольда ей нечем будет нас укусить. Без Витольда она как без зубов.

— Ей ничего не стоит вставить себе искусственную челюсть, — изволил пошутить Сева.

— На это время нужно, — Лева был в мечтательном азарте. — Представляешь, картиночка: я — Эйзенштейн, а ты рядом, как Эйнштейн. Мой опыт и твоя компьютерная голова. Представляешь, каких мы дел наделаем?!

— Эйзенштейну Эйнштейн не нужен, — заметил Сева.

— А кто ему нужен?

— Александров и Тиссэ.

— Кто такие?

— Сорежиссер и кинооператор.

— Хочешь Александровым быть — с нашим удовольствием, хочешь Тиссэ — пожалуйста!

— Я еще не знаю, что хочу, Лева. Но чего не хочу, знаю твердо. Я в свои сравнительно молодые годы не хочу умирать насильственной смертью.

— Отказываешься? — быстро и с угрозой спросил Лева.

— Не отказываюсь. Не соглашаюсь. Сегодня.

— Со стороны наблюдать хочешь веселую картину по детскому вопросу: «Если кит на слона налезет, кто кого поборет?!»

— Все-таки налезать собираешься, — понял Сева. — Зачем тебе это?

— Сам не понимаю, Сева. Но понимаю, что без этого не могу. Я за бугром под Ицыковича косил и их зарубежным агентом был на суперотличной зарплате. Казалось бы, уж чего лучше! Но такая скука и тоска, хоть руки на себя накладывай.

— Знающие люди говорят, что власть слаще водки. А власть денег безгранична. Кстати, о водке. Еще по одной?

— Давай! — отчаянно махнул лапой Лева. — Вот я и говорю: властвовать над деньгами — властвовать надо всеми.

— А если они над тобой властвуют?

— Кто — они?

— Деньги, — небрежно сказал Сева и четко разлил по рюмкам. — За твою удачу, борец за светлые идеалы.

— За нашу удачу, — поправил Лева, маханул рюмашку. И вслух осознал приятность этого: — У тебя она всегда хорошо проходит.

— Это потому, что тебе здесь кривляться не надо.

— Наверное. — Лева замолчал, с идиотическим напрягом пуча глазки. Думал. Подумал и посоветовался с Севой: — А что, если мы Никите скажем, что Светка с Витольдом трахается?

— Пожалуй, не стоит.

— Как так? — обиделся Лева, явно считая, что очень хорошо он все это придумал.

— Мы рассказываем, и он в ревнивых соплях и слезах мчится к ней уличать, обличать, разоблачать. Она мигом укладывает его на чистые простыни и делом, столь восхитительным для него, доказывает, что ее подло оклеветали. Он с готовностью поверит ей, он будет счастлив оттого, что ее оклеветали. В результате ты обретешь так ненужного тебе сейчас нового опасного врага, а я окончательно потеряю брата.

Лева исказил личико в кривой полуулыбке. Страстно сожалеючи и гнусно вспомнил Светлану в койке. Горько согласился:

— Наверное, ты прав. Конечно, так. Конечно.

— И не иначе, — подтвердил Сева тоже не весело. Но живая сангвиническая натура Льва Семеновича Корзина не терпела бездействия.

— Но не могу же я, Сева, покорно, как корова в стойле, ждать, когда придет доярка, чтобы подоить меня. Я сам хочу доить.

Сей образ привел Севу в восторг. Он представил картиночку: доярка приспосабливает к Леве доильный аппарат. Хрюкал в ликующем смехе минуты три. Все это время Лева осуждающе смотрел на него. По окончании гореловских спазм строго осведомился:

— Отсмеялся, идиот? — Услышав такое, Сева решил было продолжить веселье, но вице-президент крупнейшего банка прервал припадок смеха окончательно, скорбно откровенничая: — Я к тебе как к другу, как к единственному человеку, с которым нараспашку, а ты…

— Ну, извини, Лева, извини. — Сева согнутым указательным пальцем убрал беззаботные слезы. — Но ты сам виноват. Как представлю, что доярка доит тебя, так не могу, не могу…

— Будя, будя! — поспешно вскричал Лева, упреждая новый приступ. И добавил уже спокойно и разумно: — Мне твой совет нужен. Что делать?

— И кто виноват, — добавил еще один вопрос Сева. Но не знал Лева, что эти вечные российские вопросы следовало рассматривать чисто теоретически, абстрактно, и радостно согласился:

— Вот именно.