Казнить нельзя помиловать

Хозяин кабинета с шумом налил и, крупно глотая, влил в себя стакан шипучки.

- Чем Крючков рубил? - спросил Шишов.

- Как чем? Чем он рубил? Топором рубил.

- Каким?

- Ну, каким... А-а, вспомнил, у Фирсова в машине топорик такой маленький, рыбацкий... Им и рубил. Чехол такой черный дерматиновый у топорика.

- Скажите - это нам необходимо знать, - а вы на рыбалке выпивали? - это Карамазов.

- Ну, что за вопросы, мои милые... Ну, конечно, как без этого на рыбалке? Коньяк же мы с собой не только для дезинфекции брали. С вечера посильней пригубили, с утра поменьше... Фирсов, правда, утром ни грамма - за рулем. А вот Виктор, точно, пьян был... Точно, точно! Здорово похмелился, вот и долбанул по пальцу.

- Странно долбанул. По среднему, - пробурчал как бы в сторону Шишов.

Ивановский вдруг вспыхнул, сорвался.

- Как-то странно вы рассуждаете! Я, что ли, долбанул ему по пальцу? Повторяю: я не видел, и никто из нас не видел. Он один был, понимаете? Один! Хворь его з-з-забери!..

Павел Игоревич вновь опрокинул в горло стакан "Барановской" и громко выдохнул весь воздух из легких.

- Нервы ни к черту! Сын тут еще...

- Кстати,  Павел  Игоревич,  -  промямлил Шишов. - Сын так и не работает? Пьяным видели. В драке участвовал.

- Да знаю я, знаю! Я уж с ним провел политбеседу - сидит под домашним арестом. Ему до армии совсем ничего осталось. Зачем-то в армию рвется... Представляете, совсем от рук отбился... Зина! - крикнул Ивановский в сердцах. - Принеси еще пару бутылок.

Шишов развернул свою пупырчатую папку, зашуршал бумагами.

- Павел Игоревич, извините. Составим протокол. Как положено.

Он начал задавать вопросы: год и место рождения, семейное положение, партийность, образование... Ивановский, кривясь и морщась, отвечал.

"Наляпает опять Николаша ошибок", - подумал Карамазов, ожидая своей очереди. В это время раздался голос секретарши:

- Павел Игоревич, простите, но звонит товарищ Быков.

Ивановский схватил трубку и, видимо, отвечая на вопрос, откликнулся как бы шутливо, но и раздраженно:

- Да меня вот тут допрашивают как раз об этом. Сразу два строгих товарища...

Карамазов жестом показал, что, если возможно, хотел бы переговорить с Быковым.

- Анатолий Лукич, они с вами хотят поговорить, просят трубку...

Родион Федорович сам себе приказал говорить в трубку уверенно и солидно.

- Анатолий Лукич, здравствуйте. Говорит следователь УВД старший лейтенант Карамазов... Ка-ра-ма-зов. Дело вот в чем: я расследую обстоятельства смерти Валентина Васильевича Фирсова. А следователь Шишов из Будённовского отдела занимается делом Крючкова. Вы их обоих хорошо знали. Поэтому мы хотели бы с вами встретиться, поговорить...

У Карамазова появилось такое ощущение, словно рот у него забит плохо проваренной "шрапнелью", памятной по армейским обедам. Произносил он обычные слова, нормальные деловые фразы, но его так и тянуло выговорить их быстрее, будто он боялся раздражить человека на том конце провода своей медлительностью. Проклятая наша рабская кровь!

Тут же Родион Федорович натопорщился, сам раздражился и, когда секретарь обкома начал было мэкать и ссылаться на неотложные дела, следователь неприятным металлическим голосом отчеканил в трубку:

- Товарищ Быков, нам необходимо допросить вас в качестве свидетеля. Допросить. И как можно быстрее. Речь вдет о смерти двух, даже трех человек. Я говорю ясно?

Шишов с испугом, а Ивановский с удивлением на него смотрели.

- Понятно. Мы будем у вас ровно в 14.00.

Родион Федорович передал трубку Ивановскому и выпил минеральной воды. Руки у него прыгали. Потом, когда Шишов, склонив голову на плечо и прикусив губу, углубился в сочинение протокола, он всё еще напряженным голосом начал спрашивать хозяина кабинета:

- Товарищ Ивановский, сколько лет вы знали Фирсова?

- Да лет, думаю... лет восемь. Как на рыбалку стали вместе ездить...

- Что вы можете сказать о нем как о человеке?

- Да сказать-то особо нечего. Ну, что? Скользкий он какой-то был, как налим. Словечка в простоте не скажет, всё с умыслом. Ко мне он относился ровно, на Анатолия Лукича смотрел, само собой, снизу вверх, на Виктора Крючкова, наоборот, сверху вниз... Он всё цеплялся к Виктору, поддевал его, завидовал литературной славе, что ли... Но и Виктор, надо сказать, недолюбливал редактора молодежки. Ох недолюбливал! Как чувствовал...

- Что чувствовал? - встрепенулся Шишов.

- Что?.. Что фирсовским топором себе палец отрубит и умрет, - как-то странно пошутил Ивановский и спохватился. - Ну что чувствовал?.. Что чувствовал, я не знаю, но вот что рядышком по времени помрут - ни Виктор, ни Валентин, конечно же, и не думали... Надо же, действительно! Словно Крючков-то Фирсова за собою на тот свет потянул...

Уже кончая возиться с протоколом, упревший Шишов задержал ручку над бумагой и решительно спросил:

- А три тыщи?

- А? - вздрогнул Ивановский.

- Три тыщи откуда?

- У Крючкова?

- Да. Значит, знаете?