Казнить нельзя помиловать

А мы с Анатолием Лукичом уже успокаивать их устали. Да и думали, поорут, погорячатся и затихнут. Да кто ж себе палец будет на спор рубить? Это мы так думали. А они прямо в раж вошли - да быстро всё произошло, - уже по рукам ударили. Фирсов, смотрим, уж топорик свой расчехлил, сует Виктору... Я только хотел подняться да топорик вырвать у Крючкова, а он палец на пень приложил да ка-а-ак тюкнет!.. Мы так и подскочили. А он побелел - ну чисто покойник стал, - руку левую поднял, а палец средний на одной коже болтается, кровища хлещет... Фу! Даже сейчас жутко вспомнить! Виктор схватил палец, рванул его и Фирсову под ноги бросил: "На! - тихо говорит. - Покупай за три тысячи, твой теперь".

Ивановский передернул дебелыми плечами и, хлебнув большой глоток чая, обжегся, заперхал, матюгнулся вгорячах. Потом утерся платком и подытожил.

- Так что Фирсов по всем статьям - виновник гибели Крючкова. Преступник, так сказать...

- Этот, как его? Павел Игоревич, - сузив глаза, спросил Карамазов, - а почему, собственно, вы рассказываете это только сейчас и в такой обстановке? Почему вы не пожелали поведать эту жуткую - действительно жуткую, я не иронизирую - историю одному следователю Шишову?

- На что вы намекаете? - опять передернул круглыми плечами Ивановский.

- Да я не намекаю, Павел Игоревич, вовсе не намекаю, я только в вопросительной форме высказываю предположение, что вы неспроста это делаете... Ведь неспроста? Значит, по-вашему, его, Фирсова то есть, казнить надо было, да? Помиловать уже нельзя было, да?..

- Как-то странно вы, Родион Федорович, говорите... Казнить не казнить, а жизнь он человеческую загубил, так что, может, это ему возмездие...

- Знаете, - прервал Ивановского Родион Федорович, - извините меня, но давайте кончать этот никчемный разговор. Пусть даже и возмездие, но к вашему сыну это не имеет ни малейшего отношения. Ваш сын убил не Фирсова, ваш сын, Павел Игоревич, зарезал молодую красивую и хорошую девушку, не сделавшую в жизни никому зла... Вот так.

- Не мог Лёвик убить! - сипло вскрикнул Ивановский. - Это те, те убили! Вы так и запомните, следователь, - убили те двое, а мой сын был лишь случайным свидетелем...

- Этот, как его? Товарищ Ивановский, давайте распрощаемся. Вы сейчас угрожать начнете, а это - лишнее. Поверьте мне. Так что - до свидания. Коля, голубчик, проводи гостя.

Ивановский вскочил, хотел заорать, но сумел сдержаться и лишь выдавил из самого нутра:

- Н-н-ну что ж! Пос-с-смотрим!

И потопал вон.

Карамазов зажег спичку, чтобы подогреть на газе чайник, и через несколько мгновений вскрикнул от боли - спичка догорела до конца.

* * *

В пятницу, 19-го, Карамазов задержался по делам в Будённовске и появился в управлении только к 10 часам. В двери кабинета его ждала записка: "Срочно позвони. Марина". Родион Федорович чуть не погнул ключ, кое-как справился с замком и вцепился в трубку.

- Марина, это я...

- Здравствуй. Ты один? Я сейчас поднимусь.

Карамазов кинулся прибирать бумаги на столе, потом ругнул сам себя за эти глупости и схватился за спасительный эспандер.

Через пять минут Марина, а вернее, замначальника следственного изолятора № 1 по работе с несовершеннолетними младший лейтенант милиции Карамазова сидела перед ним. Родион Федорович практически уже полтора месяца вот так близко, наедине не виделся со своей женой и теперь как ни пытался пошутить, сбалагурить, почему-то ничегошеньки не получалось. Да и Марина имела вид более чем серьёзный.

- Родион, - произнесла она сухо, - не воображай, пожалуйста, что я решила мириться, я по делу...

И жена рассказала всё более тускнеющему Карамазову, как, придя сегодня утром на работу, она обнаружила, что подследственные Савельев, Ивановский и Кушнарёв переведены в соседние камеры по одной стороне коридора и уже вовсю, естественно, переговариваются через двери-решетки...

Родион Федорович окончательно помрачнел - в борьбу вступили новые и уверенные в себе силы. Очная ставка, на которую он так рассчитывал, теперь теряла смысл.

Но тем более он решил исполнить одну свою задумку - пока власть еще оставалась в его руках. Вскоре все трое гавриков сидели в его кабинете. Кушнарёв - сбоку от следовательского стола. Ивановский и Савельев - по разным углам напротив. Карамазов углядел самоуверенную дерзость во взгляде Ивановского, нагловато посматривал и Савельев, Кушнарёв же, наоборот, смотрел затравленно, болезненно, он сильно похудел за эти дни и ссутулился.

Следователь молча изучал их, специально вымучивая немотой, надеясь, что они заволнуются, забеспокоятся. И в общем-то глазки Ивановский с Савельевым начали уводить в сторону, переглядываться. Кушнарёв же так и сидел словно в воду опущенный.

- Ну-с, ладненько! - нарочито бодро воскликнул Родион Федорович. Сейчас мы с вами, молодые люди, небольшой диктантчик напишем...

Парни недоуменно на него зыркнули. Карамазов дал каждому по листу бумаги, папки, чтобы подложить, и карандаши.