Она сидит в кабинете Паши, задаёт дурацкие вопросы, которые ей приготовили в социологической службе, и думает, что царица Клеопатра за ночь с собой требовала утренней казни. Она смотрит на этого человека, ни жалости, ни сострадания не возникает. Где вы живёте, спрашивает Паша. Далеко, в Подольске, отвечает она, так трудно добираться в это время, людей в электричке как сельдей в бочке. Хотите, подвезу, предлагает Паша. Жена не заругает, Павел Николаевич, кокетничает она. Мы ей не расскажем, веселится Паша. В Подольске, специально для этого случая, снята квартира, она лежит под этим человеком, смотрит на часы и точно знает, что произойдёт через пятнадцать минут: в квартиру ворвутся охранники из частного сыскного агентства, разъярённая жена и начнётся дикий скандал. Одеваясь, она смотрит на беснующуюся женщину, не такая уж она страшная, просто обиженная жизнью.
Всё больше и больше она ощущает свою принадлежность к этой тайне, тайне сведения и разведения людей, тайне совокупления, скрытого греха, пошлости, низости и предательства, тайне власти, она смотрит, приезжая в Москву, на людей, которые торопятся по своим делам, нервничают из каких-то мелких переживаний и ничтожных проблем, и думает, какая же скучная у вас жизнь.
Она отвозит Настю в Барнаул, наступило лето, бабушки соскучились по внучке, она работает у Кирилла второй год. В отношениях с Пашей нарастает прохлада, наверное, у него появилась баба, равнодушно думает она, объяснимо, молодой, здоровый мужик. Она навещает отца в больнице, у него подозрение на рак, он лежит на больничной койке серый и весь погружённый в свои болячки. Странно, что Юля за год так и не позвонила из этой Бразилии, говорит отец. Дорого оттуда звонить, говорит она, это она придумала историю, что Юля уехала выступать в шоу в Рио-да-Жанейро, да и разница во времени большая. Она мне письма пишет, я же тебе говорила, у неё всё нормально, много работает, устает. Ну, хорошо, говорит отец, главное, чтобы не пила.
Машина привозит её из аэропорта в дом, она слышит голоса на втором этаже. Интересно, кто на сей раз, она привычно раздевается. Голый Кирилл спускается по лестнице и целует в губы, здравствуй, милая, для тебя приготовлен сюрприз. Он завязывает ей чёрным бантом глаза и ведёт в спальню. Ну, здравствуй, сестрёнка, слышит она голос Юли, давно не виделись…
УТРО ТУМАННОЕ. ОДИННАДЦАТЬ.
Юлька, ты гений, говорит Лена, это же надо такое придумать: камерный театр имени Маруськи Стрептоцидовой. Она гордо улыбается, ты сама говорила, надо сделать супербордель. А то сиськи-письки, кого в наше время этим удивишь, мужики разбалованные, надо завлекать неожиданными поворотами, например, облом. Это как, удивляется Лена. Это просто, говорит она, проводим вечер непорочных невест, с девкой можно только спать, ебать нельзя. Насиловать будут, говорит Лена. Пусть насилуют, говорит она, за это пятикратный штраф, буратины богатые приезжают, не поскупятся. А по старинке можно, смеётся Лена, мне так нравится, когда бывают юные мальчики, как известно, лучшего молодого крепкого хуя может быть только два молодых крепких хуя. Ну, ты блядь, хихикает она. Поживи с мужем пидорасом, говорит Лена, на дверную ручку полезешь.
Жить в золотой клетке оказалось невероятно привлекательным. За эту работу ей хорошо платили, никто не ограничивал её свободу, иметь кратковременное общение с разными мужчинами было куда приятнее, чем изо дня в день терпеть одного конкретного мудака. Довольно быстро она стала звездой, мужики западали на её модельную внешность и интеллигентные манеры, она умела ровно столько, сколько нужно разыгрывать из себя неприступную недотрогу, а потом отдаваться со страстью похотливой ослицы. Чем не театральная сцена, думала она, даже лучше, партнёры всегда в импровизации. Несколько раз ей предлагали перейти в постоянные содержанки, она неизменно отказывалась, зачем, как это ни странно прозвучит, здесь она полная хозяйка самой себя.
Есть ещё одна блестящая идея, сказала она, подобрать группу целок. Уголовно рискованно, если несовершеннолетние, сказала Лена, это я как юрист тебе могу сказать, хотя, если обставить грамотно, без свидетелей, в принципе, отвечать будет тот, кто ебёт. Только где их брать, эту невинную чистоту, в детском саду? Почти, я тут познакомилась с одной молокосоской, ела пирожные в «Донне Кларе», такой одуванчик шестнадцати лет, а глазки шкодливые, думаю, что за некоторое вознаграждение согласится, войдёт во вкус, подружек позовёт. Не знаю, сказала Лена, надо посоветоваться с шефом, звучит заманчиво, эксклюзив по эксклюзивной цене. Увидеть бы как-нибудь этого шефа, сказала она, просто какой-то мистер икс. Увидишь, сказала Лена, всему своё время.