Кей Дач. Трилогия

— Лучшие из лучших бойцов Империи колонизировали Таури. Я знаю, вы здесь, мои боевые товарищи…

Он тянул слова. Едва заметно, словно заставлял себя говорить, думая о чем-то другом.

— Сколько лет… сколько лет… Мы победили в войне, мы покорили Галактику. Помните? Тогда жизнь пьянила…

Зал сидел тихо, зал слушал. А вот в первом ряду, где вместе с планетарным руководством сидели придворные, возникло легкое движение. Император уклонился от намеченной речи.

Дач и Каховски обменялись торжествующими взглядами.

— …сейчас жизнь просто длится. Я чего-то ждал от этого Преклонения… не знаю. Увидеть ваши лица, понять, что я еще не стал живым знаменем…

Император обернулся к голографическому стягу, полощущемуся на сцене:

— Вам не надоели иллюзии? Уберите этот… фейерверк. Нельзя делать флаг символом, сквозь который можно пройти! Ваши знамена… сто раз подобранные в обломках звездолетов, поблекшие от излучений, где они? Вы отметили ими границы своих садов?

Зал зашумел. Едва уловимо, растерянно.

— Таури… Сад… Рай… Прожили жизнь и заслужили рай.

Сцена погрузилась во тьму, флаг погас. В глубине кто-то суетился, потом двое мужчин торопливо вынесли к трибуне настоящее знамя, поставили, прислонив. Знамя свисало вдоль древка, торжественности в нем было не больше, чем в тряпке.

— Так, — изменившимся тоном произнес Император. — Подданные мои… Верные сыны и дочери Империи! Я горд вступить на вашу землю — не Императором, человеком. Жемчужина наших планет Таури…

Он замолчал. В зале нарастал шум. Потом исчез разом — это включились звукоподавители.

— Мне его жалко… — прошептал Кей. — Ванда, мне его жалко!

Император стоял, облокотившись на трибуну, глядя себе под ноги. Сказал, наверное, еще тише, чем Дач, но его голос автоматика услужливо разнесла по всему залу:

— Трудно первые сто лет, господа. Дальше просто скучно. Заигрывать с меклонцами и булрати, грозить пальцем остальным. Пороть планетарных правителей… иногда…

В первом ряду медленно поднялась грузная фигура посла булрати. Постояла секунду, кто-то привстал рядом, быстро говоря что-то чужому. Булрати сел.

— О боги… — прошептала Ванда. — Это перебор…

Кей быстро посмотрел на Томми. Парень улыбался. Его явно забавляло происходящее.

— Я преклоняюсь перед вами. — Грей вышел из-за трибуны. Полуприсел, разводя руками. Это походило на кокетливый книксен, но уж никак не на положенное Преклонение Ниц. — Вы сумели слиться со своими деревьями.

Грей развернулся и неторопливо пошел в темноту. Зал молчал. Никакие звукоподавители не требовались, это была подлинная немая сцена.

— Пойдемте? — Томми тронул Кея за плечо.

— Пошли. — Дач протянул Каховски руку. — Полковник, выбираемся…

Ванда тяжело поднялась из кресла. В ее глазах была тоска.

— Кей, неужели через сотню лет и я… Идемте, мальчики. Сейчас наш мудрый президент начнет извиняться за Императора и призывать всех к покаянию.

Они еще не успели вызвать лифт, когда из зала донеслось:

— Господа! Император Грей погружен в раздумья о судьбе Империи. И упрек его справедлив. Вспомните…

Двери лифта отсекли звук. Кей спросил:

— Когда должен быть пик?

— Завтра, во время шествия. Дьявол, я сама испугана результатом.

— Вы прекрасно поработали, полковник.

Каховски покачала головой:

— Нет, что-то не так. Слишком быстрая реакция. Слишком быстрая.

В вестибюле, где огромные портреты таурийских актеров были на время декорированы имперскими флагами, уже толпились люди. Те, кто, подобно Каховски, не считал нужным слушать президента, те, кто почувствовал. Женщины в ярких накидках, мужчины в строгих официальных шортах и футболках. Кто-то направился к Ванде, она на ходу покачала головой:

— Быстрее, Кей.

Сквозь пение климатизатора, мерцание температурного барьера они выбежали из театра. Уютная площадь — сейчас слишком маленькая для собравшихся таурийцев, тех, кто не смог попасть в театр, но постарался быть ближе к Императору. Люди смотрели вверх, на изображение президента. Тот вещал:

— …да, не привыкли мы к упрекам. Как сказал Император о знаменах наших…

— Вонючий некрофил… — прошипела Каховски, прокладывая дорогу в толпе. Кей, держа Томми за руку, едва поспевал за ней. — Тебе ли говорить о чести…

Наконец они выбрались в ближайший переулок. Не сговариваясь, обернулись.

Три серебристые точки, зависшие над городом, снижались к театру. Им навстречу уже поднимался императорский челнок — сорок тонн комфорта, закутанных в броню и силовые поля.

— Только посмей… — прошептала Ванда.

Челнок стрелой пошел в небо. Истребители, остановившись, секунду висели над театром. Потом рванулись следом.

— «Синяя птица», многоцелевой космоатмосферник, — не то с гордостью, не то с завистью сказала Каховски. — Такие бы двести лет назад…

— Чего вы боялись, полковник? — спросил Кей.

— Точечного удара, — рассеянно ответила Ванда. — Император мог решиться на устранение свидетелей. Но он, похоже, не понимает, чего наговорил.

— Там же Рашель, в театре!

— Не было времени ее вытаскивать… Все обошлось, Кей.

— Она могла погибнуть!

— Дач, ты жесток, лишь пока речь идет о незнакомых тебе людях. Это смешно.

— Полковник, так нельзя!