Кельтские мифы

Когда просители собрались, к ним явился Кадариайт узнать, чего они хотят. Он всем позволил высказать свои просьбы, а потом рыцари Артура принялись за раздачу подарков. Жители Корнвахла тоже принесли подарки для рыцарей. Им не терпелось как можно скорее вручить их своим спасителям. Из тех же, кто пришел с просьбой, ни один не остался недовольным. Весь день и весь вечер рыцари Артура и жители Корнвахла провели в радости и веселье.

На другой день поутру Эрбин пожелал, чтобы Герайнт разослал по стране гонцов и чтобы они всех расспросили, довольны ли мужи Корнвахла Герайнтом и присягнут ли ему на верность. Герайнт сделал, как пожелал его отец. В Корнвахле не оказалось никого, кто не посчитал бы для себя радостью и честью присягнуть Герайнту.

Когда и с этим было покончено, рыцари не уехали, а остались с Герайнтом еще на один день. На четвертый день они решили вернуться к Артуру.

– Не рано ли вы надумали уезжать? – спросил их Герайнт. – Подождите хотя бы, пока мне присягнут самые знатные из моих подданных, которые пожелали сами приехать ко мне.

Рыцари согласились и не уехали.

Рано ли, поздно ли, но настал день, когда они сели на своих коней и пустились в обратный путь. Герайнт и Энид проводили их до Диганхви, и там они простились.

Ондиау, сын герцога Бургундского, посоветовал Герайнту:

– Поезжай сначала в те места, за которые ты более всего опасаешься, а потом проверь другие границы и, если где-нибудь не справишься один, посылай за нами.

– Да благословит тебя Господь, – ответил ему Герайнт. – Я так и сделаю.

Сначала Герайнт поехал в те места, за которые более всего опасался, и с ним вместе отправились лучшие проводники и знатные рыцари. А потом он осмотрел самые дальние границы своих владений, которые показали ему его вассалы.

При дворе Артура новый властитель Корнвахла привык сражаться на бесчисленных турнирах и не захотел отказаться от этого развлечения. Побеждая в поединках с храбрыми и могучими мужами, он прославился в родных местах не менее, чем прежде на чужбине.

Герайнт завел богатый двор, у него были самые лучшие кони, самое лучшее оружие и самые лучшие драгоценности, он беспрестанно осыпал подарками своих рыцарей и ни разу никому не уступил, пока его имя не прошумело даже в самых отдаленных уголках королевства.

Когда же он получил все, что хотел, то успокоился и полюбил роскошь и удовольствия, считая, что незачем отныне надевать доспехи и сражаться, если у него и так все есть. Он души не чаял в своей жене, и ему нравилось жить во дворце в окружении менестрелей, поэтому он все больше и больше времени проводил в своих покоях, а потом и вовсе стал уединяться с женой, отказываясь от дружбы со знатными рыцарями, от охоты и других мужских развлечений.

Прошло немного времени, и сердца его воинов закрылись для него. В замке судили и рядили, с чего это он вдруг воспылал такой нежностью к своей супруге, что и вспоминать-то забыл о прежних друзьях-товарищах. Вскоре слухи дошли и до Эрбина.

Эрбин не стал медлить и рассказал о них Энид, потребовав от нее объяснений, как она посмела отвадить Герайнта от своего народа и своего воинства.

– Клянусь всеми святыми, я тут ни при чем, – отвечала Энид. – Мне и самой это не по душе.

Она не знала, на что решиться. С одной стороны, ей было тяжело слышать о Герайнте плохое и скрывать это от него, а с другой – она не знала, как поведать ему обо всем, и очень печалилась.

Однажды летним утром Герайнт спал в своих покоях, а Энид металась на ложе без сна. В это время луч солнца упал на ложе и засверкал на груди Герайнта, с которого сползло одеяло. Пораженная красотой мужа, Энид вздохнула.

– О горе, это из-за меня его грудь больше не украшена воинской славой. А ведь еще недавно все было иначе.

Слезы полились у нее из глаз, падая на Герайнта, и разбудили его. Со сна ему пришло в голову, что жена плачет не из-за него и что ее мыслями владеет не он, а другой мужчина, в разлуке с которым она тоскует. Помутилось в голове у Герайнта. Он кликнул оруженосца и, когда тот явился, приказал ему:

– Скорей седлай моего коня и готовь меч. Ты тоже вставай, – велел он жене, – и одевайся. Твою лошадь сейчас оседлают, а ты выбери из своих нарядов самое плохонькое платье, и черт меня побери, если ты возвратишься сюда, прежде чем я совсем не лишусь сил, а ведь ты только об этом и мечтаешь. Ну а если такое все же случится, тогда никто не помешает тебе любиться с рыцарем, о котором ты думаешь днем и ночью.

Энид поднялась с ложа и надела свое самое плохонькое платье.

– Я не понимаю, господин, – сказала она, – о чем ты говоришь.

– И не надо пока, – отрезал Герайнт.

Перед отъездом он пошел повидаться с Эрбином.

– Отец, я уезжаю и не знаю, когда вернусь. Присмотри за моими владениями, пока меня не будет.

– Присмотрю, – обещал Эрбин. – Но почему ты покидаешь замок так внезапно? И кого ты берешь с собой, ведь одному тебе небезопасно появляться во владениях Хлойгира.

Герайнт пошел в конюшню, где стоял его конь, уже оседланный и облаченный в тяжелые сверкающие доспехи чужеземной работы. Он велел Энид сесть на ее кобылу и ехать вперед.