Кемаль Ататюрк

Конная статуя гази на гранитном пьедестале, недалеко от руин храма Святого Августина, наблюдала за Анкарой. Возвышаясь над статуями солдата и крестьянки, согнувшейся под тяжестью артиллерийского снаряда, Кемаль, казалось, парил между небом и землей, повернувшись к западу. Какой турок тогда не согласился бы с послом Франции, находившимся под впечатлением «силы, мистики и почти суеверной веры в великого человека, пробудившего турецкий народ»?

Стол Кемаля

«Не утратил ли гази чувства меры?» — спрашивали себя некоторые, имея в виду влияние «чрезмерных восхвалений» и его образ жизни. Если не считать коммунистов, многие из которых, впрочем, были амнистированы по случаю десятилетия республики, и некоторых религиозных деятелей, периодически выражающих свое неприятие светских реформ, то наиболее значительным оппозиционером можно было назвать Кязыма Карабекира. В мае 1933 года в ответ на кампанию в прессе, обвиняющую его в подготовке сепаратистского движения в Восточной Анатолии в 1920 году, бывший командир 15-го армейского корпуса выступил с резкой критикой Кемаля. Он напомнил, что в 1919 году гази находился «на берегу Босфора, обсуждая с политиками возможность получения им министерского портфеля», тогда как он, Карабекир, был на полях сражений со своими войсками. Карабекир несколько бестактно стал упрекать Кемаля в том, что тот предпочел завоевание личной власти защите национальной независимости.

Власть Кемаля, обладающего абсолютным и неоспоримым авторитетом, была велика. Любой министр, за исключением, может быть, Тевфика Рюштю, Шюкрю Кайя и Джеляля, мог быть заменен в любую минуту, и только два человека имели определенный вес: Исмет и очень влиятельный маршал Февзи Чакмак, возглавляющий Генеральный штаб с 1922 года.

Дебаты в Национальном собрании не представляли никакого интереса, и Кемаль появлялся там только в день открытия сессии. Он продолжал поездки по стране, но время грандиозных встреч с народом, похоже, прошло.

Казалось, жизнь гази сосредоточилась вокруг его знаменитого стола. С молодости он очень ценил беседы с друзьями за бутылкой ракы и национальными закусками (дыней и брынзой. — Прим. ред.

). По анатолийской традиции во время этих дискуссий забывали о времени, высказывались свободно и откровенно. Начинаясь в 8–9 часов в бильярдном зале, эти встречи редко заканчивались раньше часа ночи. Это объясняет, почему Кемаль часто начинал свой день около или даже после полудня. И всё это время друзья говорили.

Кемаль всегда любил задавать вопросы, создавая доверительные отношения с собеседником. Стол Кемаля был привилегированным местом для обсуждения любых вопросов и особенно касающихся истории и лингвистики. Лингвисты и историки, более или менее известные, были частыми гостями гази.

Стол гази был не только литературным и политическим салоном. За столом свободно обменивались идеями, и подобные встречи давали гази возможность подвергать приглашенных настоящему экзамену, во время которого он выполнял роль школьного учителя. Никто не мог избежать его расспросов. Жена одного из его близких друзей, имеющая университетское образование, вызвала гнев гази, когда побоялась говорить на публике и начала плакать: «У вас университетское образование, вы будете критиковать!» Однажды, выслушав Афет, зачитавшую на французском языке проект своей диссертации, он попросил другую молодую женщину, жену одного из близких друзей, перевести на турецкий этот сложный текст, хотя та слушала, не делая никаких заметок!

«Какой французский революционер сказал: „Человек рожден свободным, живет свободным и останется свободным“?» — спросил Кемаль у девушки, получившей диплом по правовому законодательству и попросившей отца в качестве подарка устроить ей приглашение в Чанкая. Другую девушку он спросил о том, кто был первым коммунистом. Когда та ответила: «Христос», Кемаль сказал: «Нет, Платон» и объяснил ей свой выбор. Пятьдесят лет спустя эти женщины всё еще были очарованы гази. Вспоминая о том, что он непрерывно курил и, не докурив одну сигарету, бросал ее, чтобы тут же закурить другую, они восклицали: «Мне хотелось взять эти сигареты!»

Отец

Молодые женщины были не единственными, кто был очарован гази. Эрве Альфан, который провел в Турции двенадцать месяцев и часто встречался с Кемалем на официальных встречах или в узком кругу, считает его одним из «выдающихся людей» и ставит его в один ряд с Рузвельтом и Черчиллем. И хотя во время пребывания гази в Измире в январе 1932 года французский дипломат нашел его «постаревшим, поседевшим и огрузневшим», каждое появление президентской яхты на Босфоре вызывало всеобщее волнение. Когда в сентябре 1936 года король Эдуард VIII прибудет в Стамбул, все единодушно заключат, что конкурс элегантности и представительности между британским королем и турецким президентом явно выиграл гази.