– Кажется, – сказала, – я испортила праздник. Простите, если можете. Если больше не позовете – не обижусь, а позовете – вина мне не наливать! Но назад – ни единого слова не беру. Точка.
Покаянно–мятежная речь споткнулась о смеющиеся глаза светловолосой сестры.
– А Луковка–то права, – сказала Эйра.
– В чем?
– Когда говорит, что она – это ты. Сама же велела ей не наливать!
Что творится с Луковкой, если ей поднести наперсток ягодного вина, все слышали. Тогда ее устами говорит Немайн. Но, оказывается, и самой сиде не стоит наливать лишнего. Пела – не как всегда. Песня знакомая, в песенном подземелье не раз слышанная, сегодня звучала страшно. Вдруг сбудется? Ничего в ней хорошего нет!
О своем беспокойстве Эйра молчит. Зачем слова, когда есть разум и острая сталь? Нужно поговорить с Эмилием, с рыцарями. Чтобы поняли: сиду нужно беречь пуще глаза. В конце концов, нехорошо жить рыцарю, потерявшему вождя. Неправильно! А у большинства – жены, дети. Умирать не захотят. Будут во все глаза за ней присматривать.
– Что ты испортила? – удивляется Мерсиец, – Мы теперь знаем главное: трусов здесь нет. Это стоит беспорядка на столе!
Те, кто был бледен, те, кто только что собирался дождаться, пока сида выйдет, да громко выдохнуть – смеются. Искренне, залихватски. Прав мерсиец – теперь то, что случилось на двойной свадьбе, само превратится в песню. Барды будут поименно перечислять всех, кто уж точно – не трус. И королю Клидогу Кередигионскому теперь куда как легче будет унять желающих добычи с соседских земель.