Вася Куликов одно время подбивал к ней клинья на роль второго мужа, но он был не блондин, и она его не подпускала. Куликов когда-то был женат, развелся, какое-то время жил с разными тетками, а сейчас встречался с бывшей женой Лени Николаева. С самим Леней они дружили со студенчества, учились в одной группе. Потом общались семьями. Теперь Куликов очень тесно общался с бывшей женой Николаева Ларисой, резонно считая, что никаких моральных правил вовсе не нарушает, поскольку Николаевы были уже года три как разведены. А развелись они, наверное, потому, что просто надоели друг другу. Кстати, Лариса Куликову нравилась всегда. Да и Лариса была не против, хотелось, конечно, по женской привычке, отношения как-то зафиксировать и стабилизировать, однако Куликов на это идти вовсе не желал. Это было бы уже слишком. У Ларисы были двое детей: сын-подросток и взрослая дочь. Сыну чужой дядька был в доме совершенно не нужен, а дочке в скором времени могла понадобиться нянька уже для собственного ребенка, а какая нянька может быть лучше родной бабушки, которой к тому же и платить ничего не надо. Дочь с безжалостным максимализмом юности считала, что для матери время любви давно прошло и на старости лет ей следует внуками заниматься, а не по мужикам бегать. Сама Лариса женщина была очень даже симпатичная, хотя и начала потихоньку расползаться, особенно кормой и бедрами, но все же как-то пыталась держать себя в форме, ходила в бассейн и сидела на диете. Куликов радовался, когда она к нему приходила, но и в то же самое время испытывал облечение, когда уходила. Ночевала она всегда дома, поскольку сына нужно было непременно будить в школу и кормить. Сам же мальчишка один неизбежно просыпал и уходил из дому голодный, поскольку не в состоянии был сделать себе даже простую яичницу, не мог найти одежду. Куликов считал, что парень просто валяет дурку, но Лариса все еще продолжала считать сына чуть ли не малышом, так что в любом случае стремглав убегала, пока еще не закрылось метро. Куликов традиционно провожал ее или до станции или до остановки маршрутки, иногда, если опаздывала, сажал на частника, а затем возвращался к себе вполне довольный проведенным вечером. Ночью она ему была, в общем-то, и не нужна, поскольку храпела, а он всегда спал очень чутко. А ведь когда-то давно, в юности, помниться, расставаться с подружкой было мучительно, спать одному грустно, а когда девушка рано утром убегала, наскоро поцеловав его в губы, он долго лежал с закрытыми глазами, вдыхая оставшийся на подушке запах волос любимой. Увы, то время навсегда и безвозвратно ушло. На Ларису он не обижался. Когда-то давно у него была любовница, которая дулась на него, когда он говорил, что ему надо бежать, например, забрать дочку из садика или сына с плаванья, а теперешние его подруги убегали от него сами, теперь уже у них всегда была куча своих неотложных дел и лежать в постели времени не оставалось, как бывало опять же в той незабвенной навсегда утраченной юности, когда валялись в кровати целыми днями и не могли насытиться друг другом; отдыхали в поту после очередной близости, слушали музыку и ждали, когда захочется еще. Свободного времени тогда было много. Да и вообще вся жизнь была впереди и казалась вечной.