Кен

— А что ты хочешь? Чтобы я все время разворачивался к тебе той, другой стороной? Хорошей? Но он выскочил из подъезда как угорелый. Я понял, что все придется делать самому.

— Зачем же ты положил его к моей двери?

— Ха-ха! — Его глаза опять странно блеснули. — Мы на пару славно прокатились в лифте. И, честное слово, я был рад, что он мертвый, а я живой. Ведь я тебе нужнее. Ты выиграла это очко: его больше нет. Есть я.

— Нет, Герман, — сказала Ксения. — Я проиграла. У нас с ним все могло быть хорошо. С ним, а не с тобой.

4: 4

— Да что все-то? Что? — разозлился он. — И чем ты опять недовольна?

— Ты меня ждал этой ночью.

— Я просто не мог отделаться от мысли, что сделал что-то не так. Ты так сильно кричала. На улице, при всех. И я понял: она наконец свободна. Как я не боюсь сделать то, что никогда не сделают другие, так и она перестала бояться. Теперь вокруг нас по-настоящему никого нет. Ведь так?

— Не знаю.

— Так. Мы свободны и богаты.

— Еще нет.

— Остался маленький пустячок. Вопрос времени.

— И что ты хочешь делать?

— Уедем, — решительно сказал он. — За границу. Ты помнишь, как там хорошо. Звягин будет сидеть в тюрьме за все эти трупы, ты получишь наследство.

— А там? Что делать?

— Жить, Черри.

— Вместе?

— Как хочешь. Мы могли бы стать парочкой веселых авантюристов. С богатыми не скучно.

— Ты читал плохие книги все эти дни, Герман.

— Думаешь? Почему плохие?

— Потому что ты все равно ребенок. Робин Гуда из тебя не получится. Даже если ты убил справедливо, как тебе кажется. Но ты убил.

— Черри!

— И никакой ты не супермен. Ты ошибся. Следователь все понял.

— Что «все»? — насторожился Герман. Ксения увидела, как потемнели его глаза. Казалось, расширившийся зрачок сейчас выплеснется наружу. Из болотной зелени прямо в чистейший белок. Ему тоже бывало страшно. — Что он понял?

— Что Женю и всех остальных мужчин убил не один и тот же человек.

— Но почему?! Разве я что-то не так сделал?!

— Ты сделал так, как только ты мог сделать. Потому что знаешь, как в живое тело входит нож. И ты вполне еще можешь стать свободным. Только через много-много лет. И то если среди судей окажутся любительницы зеленых глаз. Впрочем, я всегда говорила, что у тебя высокий процент попадания.

— Ты все врешь.

— Нет. И потом это. — Ксения кивнула на ключи. Серебряный брелок по-прежнему валялся на столе. — Зачем ты их взял? Боялся, что я тебя не впущу? Или надеялся, что обратная сторона твоей души вдруг возьмет и задремлет? А в квартире по-прежнему полно ножей…

— Я сейчас выброшу его в окно! — вскочил с кресла Герман.

— Но я-то теперь знаю, что это ты его взял. Из кармана убитого Толика Воробьева.

— И ты?..

— Я его любила, Герман. Не Толика, нет. Своего бывшего. Темной стороной или светлой, но любовь, похоже, одна во всей душе. И я бы с собой справилась. Я бы его простила.

— Значит, я сяду, а ты останешься здесь, в этих хоромах, при деньгах?

Ксения видела, что он начинает злиться. В самом деле, сколько же сил вложено во все это! Похоже, что он, как и Женя, играл последний в жизни матч. И все получалось. До сих пор.

— Так вышло, Герман, — сказала она.

— Ну уж нет.

Ксения всегда чувствовала, когда он принимал какое-то решение. Мгновенно и без всяких колебаний. Вот и сейчас поднялся с кресла и сказал:

— Пойдем прогуляемся, Черри.

4: 5

— Куда? — спросила она.

— В последний путь. — Он уже опять весело смеялся.

— Что, прямо так? — Ксения показала на свой халат и голые ноги.

— А теперь уже все равно. Но если хочешь, надень куртку.

— Я вообще никуда не хочу идти!

— Пойдешь! Одевайся! Иначе я тебя так потащу.

Она, всхлипывая, пошла в спальню.

— Отвернись.

— Меня это не волнует. Твои ноги. И все остальное. Было и прошло.

Ксения натянула джинсы и свитер. Ветер швырял в окно снежную крупу, а дома было тепло, хоть и страшно.

— И что теперь? — спросила она.

— Идем.

Он не дал ей закрыть квартиру. Просто вытащил на лестничную клетку и прикрыл за собой дверь. Потом затолкнул в лифт. Ксения думала, что они едут вниз, на выход, но Герман нажал кнопку самого верхнего этажа. Она ничего не поняла, особенно когда он стал подталкивать ее к лестнице наверх, на чердак.

— Куда мы, Герман? Зачем?

— Я хочу Москву посмотреть.

— Сверху?!

— Красиво же.

— Но…

— Помолчи. Ты же тепло оделась.

С замком двери, которая вела на крышу, Герман справился легко. «Большая практика», — подумала Ксения и сама себе удивилась: какие мелочи лезут в голову! Ветер на крыше был такой, что Ксения испугалась: вот-вот сдует. Она изо всех сил уцепилась за кожаную куртку Германа. А тот вдруг пошел к самому краю. Ксения потащилась за ним, потому что боялась упасть. Герман вдруг посмотрел вниз и крикнул:

— Привет!

«Кому это он?» — подумала Ксения, но в такой темноте виден был только город. Грандиозные очертания, угадывавшиеся в пятнах и потоках электрического света. Яркие витрины и огни, много огней. И Герман засмеялся:

— Красиво же? А, Черри? Красиво!

— Холодно, — поежилась она.

— Глупышка! Замерзла? — Он заботливо поправил на шее у Ксении шарф. Потом вдруг потянул за концы и она закашлялась.

— Нам с тобой пора.

— Вниз?

— Да, вниз.