Кенелм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь

- Большой радикал, ужасно болтлив и несносен на приходских собраниях. Но наш викарий, мистер Эмлин, говорит, что он безвреден: лает, но не кусает, и что в его республиканских или радикальных взглядах следует винить его крестного отца. К его имени Джонс при крещении прибавили Гейл, так как Гейл Джонс был известный оратор-радикал того времени. А Элджернон Сидни, я полагаю, было приписано к Гейл для того, чтобы еще более подчеркнуть будущие республиканские принципы новорожденного.

- Следовательно, весьма естественно, что Элджернон Сидни Гейл Джонс назвал свое жилище Кромвель-лодж. Ведь Сидни Элджернон особенно ненавидел протекторат, а первый Джонс Гейл, если он был честный радикал, наверно, поступал так же, учитывая, как сурово обошелся протектор с приверженцами парламентской реформы. Но мы должны быть снисходительны к людям, которых при крещении назвали неудачно; ведь сами они не могли выбрать имя, которое должно управлять их судьбой, Я сам был бы меньшим чудаком, не будь я назван в честь некоего Кенелма, который верил в симпатические порошки. Но, независимо от политических взглядов, мой хозяин мне нравится, он великолепно вымуштровал свою жену. Она боится даже звука собственных шагов и скользит взад и вперед в мягких туфлях, распространяя дух женской покорности.

- Это, конечно, характеризует его с лучшей стороны для жильцов, да и местоположение Кромвель-лоджа очень красиво. Кстати, это близко от дома миссис Кэмерон.

- А ведь и в самом деле! - невинным тоном согласился Кенелм.

- Ах, друг мой Кенелм, враг притворства, par excellence {По преимуществу (фр.).} поклонник истины, до чего ты дошел! До каких пределов падения доходят сильные!

- Если вы, как говорите, желаете отобедать у нас, то примите приглашение на послезавтра? Я, кстати, позову и миссис Кэмерон с Лили.

- Послезавтра? Я буду очень рад.

- Какое время вам удобнее?

- Чем раньше, тем лучше.

- Шесть часов не рано?

- Конечно, нет... Прощайте, теперь я должен пойти к миссис Сомерс, у нее остался мой чемодан.

Кенелм встал.

- Бедная моя Лили! - сказала миссис Брэфилд. - Я жалею, что она такой ребенок.

Кенелм опять сел.

- Разве она ребенок? Я не считаю ее таким уж ребенком.

- Я говорю не о летах. Ей восемнадцатый год, но мой муж говорит, что с таким ребенком ему не о чем беседовать, и всегда просит меня избавить его от разговоров с ней. Он предпочитает беседовать с миссис Кэмерон.

- Вот как?

- А я нахожу в ней кое-что.

- В самом деле?

- Кое-что не совсем детское и не вполне женское.

- Что же это такое?

- Не могу точно определить. Но вы знаете, как ее ласково называют мистер Мелвилл и миссис Кэмерон?

- Нет.

- Фея! У феи нет возраста. Фея не ребенок и не женщина.

- Фея? Те, кто хорошо ее знает, называют ее феей. Фея!

- И она верит в существование фей.

- Верит? Я тоже. Извините меня, я должен идти. Итак, послезавтра, в шесть часов!

- Постойте, - сказала Элси, подходя к письменному столу. - По дороге домой вы пройдете мимо Грасмира. Не сделаете ли мне одолжение и не передадите ли эту записку?

- Я думал, что Грасмир - это озеро на севере.

- Да, но мистер Мелвилл назвал свой коттедж так же, как называется озеро. Кажется, первая проданная им картина изображала дом Вордсворта. Вот моя записка. Я приглашаю миссис Кэмерон встретиться с вами. Но если вы не желаете быть моим посланцем...

- Не желаю? Дорогая миссис Брэфилд! Что вы! Вы же сами говорите, что я буду проходить мимо коттеджа.

ГЛАВА IV

Кенелм быстрым шагом направился от миссис Брэфилд к лавке Уила Сомерса на Хай-стрит. Джесси стояла за прилавком, перед ней толпились покупатели. Кенелм в кратких словах объяснил ей, куда отослать его чемодан, а потом прошел в заднюю комнату, где Уил плел корзины. В углу стояла колыбель, и бабушка машинально покачивала ее, читая замечательный миссионерский трактат о чудесных обращениях - в каких христиан, мы здесь разбираться не станем.

- Итак, вы счастливы, Уил? - сказал Кенелм, садясь между корзинщиком и ребенком.

Милая старушка возле него читала трактат, связывавший ее мечты о вечной жизни с жизнью, только еще начинавшейся в колыбели. Счастлив ли он? Как Уил жалел человека, который мог задать ему такой вопрос!

- Счастлив, сэр? Еще бы не счастлив! Не проходит вечера, когда мы с Джесси и матушка не молились бы, чтоб со временем и вы стали так же счастливы. Когда-нибудь и малютка научится молиться! "Господи, благослови папу, маму, бабушку и мистера Чиллингли".

- Есть человек, заслуживающий молитв больше меня, хотя нуждающийся в них меньше. Вы когда-нибудь узнаете. Пока оставим это. Вернемся к делу; вы счастливы. Если я спрошу - почему? Не скажете ли вы: "Потому, что я женился на девушке, которую люблю, и не раскаиваюсь в этом"?

- Конечно, так. Но, прошу у вас извинения, мне кажется, вы могли бы выразить это как-нибудь получше.

- Вы правы. Но, может быть, любовь и счастье еще не нашли слов, которые могли бы достойно выразить их. Всего доброго!