Кэннон

В этом нет ничего медленного и чувственного. Когда мы прикасаемся друг к другу — это лихорадочно, исступлённо, руки Эдди пробегают по моей груди, вниз по животу, затем цепляются за спину и царапают меня. Это я хватаю её за волосы и притягиваю её голову к себе, прикусывая губу. Мы не добираемся до кровати, хотя до неё всего несколько футов.

Я разворачиваю её так, чтобы она была спиной ко мне, её великолепная задница была обращена ко мне, на всеобщее обозрение, и я провожу руками вниз по её телу, по её изгибам:

— Положи руки на кровать.

Надевая презерватив на свою длину, я любуюсь видом, пока Эдди хихикает.

— Сэр, да, сэр, — говорит она, поэтому я сильно шлёпаю её по заднице, и она взвизгивает.

— Следи за своим ртом, сладкие щёчки, — предупреждаю я, наматывая прядь её волос на свою руку и дёргая её. Эдди стонет, и тот факт, что она стонет в ответ на это, сводит меня с ума. Милая маленькая Эдди не хочет медленного и нежного секса в миссионерской позе. Сладкой маленькой Эдди нравится, когда это грязно.

Она наклоняется вперёд, издавая протяжный стон, когда я снова тяну её за волосы, прижимаясь членом к её входу.

— Ты хочешь этого, Эдди?

— Я хочу этого, — стонет она.

Я толкаюсь, совсем чуть-чуть, в неё, скольжу внутри неё и затем останавливаюсь:

— Тогда скажи это, Эдди.

— Трахни меня, Хендрикс, — умоляет она. — Я хочу этого.

Я снова дёргаю её за волосы, и она издаёт глубокий горловой стон.

— Скажи «да».

— Да, да, да, — говорит она с придыханием. Обхватив её бёдра, я легко скольжу в её скользкую влажную киску. Эдди склонилась над кроватью, ладони прижаты, попка выгнута, и я трахаю её глубокими толчками.

Это не тот медленный романтический секс, о котором вы читаете в любовных романах или видите в фильмах. Это всё сильнее возбуждения, Эдди и меня. Я вонзаюсь в неё со сдерживаемым разочарованием мужчины, который вожделел её годами. То, что произошло между нами неделю назад, никак не утолило мою жажду.

Она издаёт звуки, которые заканчиваются чем-то средним между ворчанием и стоном, всё быстрее и быстрее по мере того, как она так быстро приближается.

— Сильнее, Хендрикс, сильнее, — умоляет она, и я теряю счёт всему остальному, включая чувство времени.

Когда она кончает, это происходит без всякого предупреждения, и звук, который издаёт её тело, такой первобытный, так невероятно непохожий на Эдди, что, как только я слышу его, мне приходится отпустить. Интенсивность моего оргазма практически ослепляет.

После этого она поворачивается ко мне лицом и берёт моё лицо в ладони. Я задерживаю дыхание, думая, что она собирается начать какой-нибудь содержательный, эмоциональный разговор, но вместо этого она спрашивает:

— Итак, где моя грёбаная одежда?

Я смеюсь, глубоко и долго, так сильно, что чуть не сгибаюсь пополам, прежде чем снова подхватываю её на руки и несу к кровати:

— Я планирую как можно дольше держать тебя без одежды, Эдди. Она тебе не понадобится.

Глава 22

Эдди

Три года назад

Я смотрю на экран компьютера, курсор мигает в середине текста электронного письма, в сообщении ничего нет, кроме адреса, который дала мне мама. Она сказала, что Хендрикс на Окинаве, на другом конце света.

Хендрикс в безопасности на другом конце света, где между нами ничего не может случиться

.

Это была моя первая мысль, когда я услышала, где он. Это пиздец, что я так подумала. Это пиздец, что моя первая мысль была о нас, а не о том факте, что он морской пехотинец, который может оказаться в Ираке или Афганистане. Я испытала облегчение, узнав, что он служил где-то так далеко, что никто не мог ожидать, что я навещу его. Я думаю, это делает меня ужасным человеком.

Но за моим кратковременным чувством облегчения немедленно последовало всепоглощающее чувство страха, паники при мысли о том, что я могу потерять его на войне. Мне пришлось считать до четырёх, затем до восьми, затем до двенадцати, пока я, наконец, не успокоилась настолько, чтобы снова дышать.

Почему я сижу здесь, преисполненная того же чувства надвигающегося ужаса, и смотрю на пустое электронное письмо Хендриксу? Это всего лишь электронное письмо — оно не должно вселять страх в моё сердце.

Я начинаю печатать то, что хочу сказать, по одному слову за раз, высокопарно и бессвязно. Затем я стираю слова и начинаю сначала. Забавно, как легко текут слова, когда я записываю их в свой дневник, тексты песен, которые у меня никогда не будет шанса спеть. Но они не приходят сейчас, когда я просматриваю электронное письмо единственному человеку, которому хочу написать.

Вместо этого страх сжимает мою грудь, и я не могу дышать.

Интересно, когда я снова смогу дышать?

* * *

Наши дни