Кентавр и Маруся

И это не какая-нибудь убогая полудохлая : Жасмин бежит — земля дрожит, вот какой был, конь-огонь, отменно выученный испанскому шагу и курбету. Добрый нрав, светлый ум! Он же все понимал с полуслова! А его и кабриоли, и пируэты… Он вставал на «свечу» — и держал вертикаль до тех пор, пока Эмми не подавала знак опуститься какой легкостью он перемахивал через ленты и барьеры, нырял в обручи, «бочки» и «туннели»! И никто, никогда и никто, как Жасмин, так изящно и картинно не выбрасывал передние копыта под «Марш гладиаторов»!

Вот пропажа так пропажа. Если перечислить все, чего цирк лишился с украденным Жасмином, хоть ложись и помирай. Барышники сколько раз подкатывали к директору, молили продать вороного Жасмина, был непреклонен. И на тебе — острый нож в спину темной ночью.

выскочил из своего фургона, немытый, нечесаный, без котелка, в халате, шерстяных полосатых гетрах на голую ногу и мягких туфлях, зашлепал по грязи, по лужам, ругая небо, проклиная конюхов, угощая оплеухами попавших под раздачу сыновей Року и Чарли, при этом его обычное «» внезапно обогатилось хлесткими татаро-монгольскими оборотами.

В таких вот экспрессивных выражениях он скомандовал сворачивать шатер и собирать инвентарь.

— Где этот , как его зовут, Боб,

, приведите его сюда! — орал .

Искать Ботика долго не пришлось, тот спал прямо на арене, на рогожке, накрывшись бархатным чепраком Аве-Марии. После свалившейся на него беды — когда Маруся поцеловала , верней, Макар поцеловал Марусю, — а, один черт! — его небо опрокинулось с общим небом. Он плакал вместе с дождем, стоял на Двинском мосту, гляделся в черные воды, а перед глазами была она, Маруся, ее смеющееся лицо.

— Я уже выбирал — то ли кинуться с моста в реку и утопиться, — он рассказывал мне на даче в , — то ли броситься под колеса трамвая. А потом как представил Марусю с этим прохвостом, что они мне букетик фиалок кладут на могилкует уж, дудки!! — подумал. — Я вам не доставлю такого удовольствия. И тогда ноги сами принесли меня в цирк, в ту кошмарную ночь я не пошел домой, да простит меня Лара, а свернулся калачиком под барьером и, поклявшись не любить больше никого в своей жизни, забылся тревожным сном…

Разбудил его Гарри, звуки хриплого голоса вливались в сонные уши Ботика: «Вот тебя нам и нужно, мальчик!» Карлик взял его за руку и вывел на свет божий. Во дворе уже собрались .

метал перуны, с сильнейшим иностранным акцентом, с ошибкой в каждом слове изрыгал на них самую зазорную брань, суть которой сводилась к следующему: ах, вы, ротозеи, чтоб вам пусто было, я мытарюсь, мотаюсь туда-сюда, зарабатываю на кусок хлеба этим , и вот благодарность! У них на глазах, чтоб им пусто было, воруют из стойла моего лучшего коня! Да грош вам цена, , в базарный день!

Они же рассеянно разводили руками, как бы показывая, что не ожидали такого от бандита , хотя как не ожидали, цыган — он всегда цыган, коня увести — это классика жанра…

— Я этот паршивый — найду, ин

ор ин , и переломаю! — грозил кулаком в неведомую даль, куда ускакал под покровом дождливой ночи Павел на вороном жеребце.

— , у директора на это дело наметанный глаз. Во время представления он зорко наблюдал за всем и каждым. Так вот, на гастролях в Гомеле богатый негоциант, владелец завода Коварский, поклонник прекрасной Эмми, бывало, к концу номера до того разойдется, что кинет ей на арену пятирублевый золотой.

А надо сказать, что деньги и ценные подарки, преподнесенные артистам, пускай даже родным детям, безотлагательно забирал себе, взамен выдавая небольшие премии.

Однажды , ассистируя Эмми, ловким движением на лету подхватил Коварским

и проглотил!

из него душу вытряхивал — , гусь лапчатый, все отрицает, рубаху на груди рвет:

— Где хотите — ищите, не брал, не видал, и купец ваш ничего не бросал!

:

— Бросил! — клянется. — Зуб даю, бросил! Врет, щегол!

— Не вру, — кричит , — истинный Бог!

Тогда , выходец, по его собственным словам, из старинного английского рода, сын восьми графов, послал за касторкой, вылил в стакан пузырек и велел выпить. После чего таскал его всюду за собой,

не пронесло. И что же? кочергой пошарил и нашел. Не на того напал, из него строить.

— Слушай, малыш, — резко и зло сказал Ботику, у тебя есть шанс поехать с нами, будешь смотреть за конями, я тебе дам номер, ?

И Ботик, побледнев, как соль, кивнул головой.

Со вздохом напутствовал его Филя, облобызала родное дитя Лара. плакала, ей казалось, они больше не увидятся с братом. Крепко обнял друга на прощание Иона, которого директор — ох, как звал за собой, манил, обещал губернаторское жалованье.

— Только через мой труп станет цирковым ! — Криворот. — Чёрта вашей маме!

И услышал в ответ:

— …