Кентская красавица

Я бросила взгляд через плечо. Билл Напьер не успел надеть пальто. Его волосы были взлохмачены ветром, рот замер в раздраженной улыбке. Я вспомнила стих, который когда-то учила в школе, и подумала: «Подобно тому, кто идет по безлюдной дороге, боясь обернуться, тому, кто отважился посмотреть и продолжил путь, больше не поворачивая головы, потому что знает того, ужасного, кто идет за ним след в след…»

Ужасный друг, вероятно, уже приближался. Это было что-то нечеловеческое. И конечно, я не обернулась, а просто ускорила шаг. Ветер трепал и рвал мои волосы. Я бросилась бежать и через другую дверь попала в подъезд деревенского холла раньше, чем он настиг меня.

Он поймал меня за руку и развернул. Отвратительная складка между бровями стала такой глубокой, что почернела.

— Я звал тебя, — сказал он резко.

— Я слышала, — ответила я, с усилием проглотив слюну и затаив дыхание. — Обычно я не останавливаюсь, когда мужчины мне кричат.

— Не мужчины, — он встряхнул мою руку, — а я.

— Значит, не ты, — сказала я, пытаясь высвободить руку, но безуспешно. Я увидела, как он метнул свой быстрый взгляд на бумагу с длинным текстом, которую я держала в руке. — Не собираешься же ты уничтожить это, — сказала я, прижимая к себе бумагу, подобно тому как мать прижимает дитя, оберегая его.

— Обещаю, что ничего не сделаю. Просто я стал более чувствительным.

— Чем я?

— Это будет несложно, — ответил он горько. И частота его дыхания указывала, что он очень сердит. — Чего никак не могу понять, так это, как ты могла стать такой тупой. Ты была такой милой маленькой девочкой.

— Недостаточно поддерживали отношения последние двенадцать лет?

— Дерзкой к тому же.

— Только это ты во мне и видишь.

— Хорошо, знаю я немного, — сказал он с неожиданной горечью.

— Хорошо, дело не в тебе, а в твоих приоритетах. Они все у тебя неправильные.

— Приоритеты, — сказал он, старательно сдерживая гнев и поэтому растягивая слова. — Сложное слово для маленькой девочки.

— Я не маленькая девочка. Хватит считать меня ребенком.

— Когда в Риме… — Он остановился. — Тогда в детском саду считали их детьми.

Я чуть не вырвала страницу из Элоизиной книги и топнула ногой, но я контролировала себя. Я сжала кулаки, и все. Ветер через открытую дверь колебал листок-обращение в моей руке и трепал локоны над моей головой. Я хотела пригладить их, но боялась, что Билл может выхватить у меня петицию сэра Беркли.

— Дети, — повторил Билл, — играете в игры, в то время как мир вокруг вас меняется.

— Сэр Беркли не думает так.

— Он старый человек, — сказал Билл мягко. — Все старое со временем меняется. Он впадает в детство.

— Нонсенс, — сказала я сквозь сжатые зубы и растрепанные ветром волосы. — Почему же ты не скажешь ему об этом сам? Ты можешь найти его легко на балу.

— Я уже разговаривал с ним этим утром.

— О статье?

— Естественно, об этом.

— И ты был в ярости.

Билл вдруг так расхохотался, так искренне и глубоко закатился, что это приводило в бешенство.

— Я был раздражен, но также и удивлен. Ваши усилия действительно имеют некоторый результат.

— Действительно!

— Не могу подумать, что это ты делала все эти смехотворные заметки.

— Спасибо.

— Но с другой стороны, — голос его стал холодным, — сегодня в мире и так достаточно насилия, и без всякого подстрекательства.

— Большой мир, — сказала я и только тогда бросила взгляд на его фигуру и подумала, как по-дурацки это звучит.

— Естественно, — продолжал он, — одна часть общества против другой.

— Это только точка зрения! — воскликнула я. — Вы — не часть общества, вы не принадлежите к нему вообще. Вы — разрушители!

Он долго стоял и смотрел на меня, скрестив на груди руки, с окаменевшим лицом. Его серые глаза сделались холодными, и на мгновение в них промелькнула печаль. Между нами воцарилась полнейшая тишина, разрываемая только завыванием ветра в ветвях деревьев, окружающих дом, и шелестом рокового листка, зажатого в моей руке.

Я видела, как меняется лицо Билла. Он смотрел на меня, будто я была совсем ему незнакома. Я увидела, как он переводит глаза с моего взволнованного лица на неопрятные, растрепанные волосы, а потом — на обращение.

— Сюда, — сказал он, вытягивая руку, — дай мне. — Он мотнул головой в сторону доски объявлений.

Автоматически я убрала свою руку.

— Ты хочешь прикрепить это, не так ли? Разреши мне помочь.

— Ты разорвешь это.

— Я не буду делать этого. — Он выглядел как мужчина, теряющий терпение. — Ни капельки сомнения в этом нет.

Но так как я хорошо знала, что все это было связано с планом компании, я могла думать, что его привлекло мое повзросление, Элоиза — что его привлекает ее своенравие и взбалмошность. Или, может быть, это не была отговорка?

— Я не верю тебе! — воскликнула я.

Его глаза потемнели. Он так побледнел, что я подумала, что это уже беспредельный гнев.

— Я не лгу, — произнес он, скрежеща зубами.

— Неправда.

— Хорошо, я не собираюсь выглядеть ребенком, как ты, я не изменился. Отдай мне листок.

— Нет!