Кентуки

Только теперь Катя и Эми перестали улыбаться. А Робин не могла вот так с ходу решить, кто прав – ее подружки или панда.

– Можешь показывать их кому угодно, – фыркнула Эми. – Наши – самые красивые в городе. И нам стыдиться нечего.

Робин знала, что к ней это не относится. Эми с Катей ударили ладонью о ладонь. Тогда панда принялся снова танцевать по доске и “писал” без остановки. Робин едва успевала расшифровывать его послание.

У меня есть видео мать Робин на унитазе и сестра Робин мастурбирует

Он двигался по доске довольно медленно, и все равно было сложно составлять из букв слова в соответствии с его передвижениями. Но девчонки уже не могли оторвать глаз от доски.

Отец говорит всякие вещи домработнице

Эми с Катей зачарованно наблюдали за его танцем по буквам, жадно дожидаясь следующего позорного разоблачения.

Робин голая говорит гадости про Эми по телефону

Катя и Эми опять переглянулись, потом посмотрели на нее, но уже без улыбки.

Робин играет будто она Эми, а потом катя и целует их

Панда продолжал составлять слова, но Эми с Катей читать их перестали. Они вскочили с дивана, быстро собрали свои вещи и умчались, громко хлопнув дверью.

Пока панда сновал по доске, Робин дрожащими пальцами стала тыкать в клавиатуру, пытаясь отыскать в гугле способ, каким игрушку можно остановить. Ничего похожего на выключатель на панде не было, это она успела проверить еще раньше. Другого способа Робин тоже не могла придумать. Она схватила зверька и принялась ковырять между колесами концом ножниц, чтобы вскрыть подставку. Однако там не было ни единой щелки, и добраться до нутра у нее никак не получалось, поэтому Робин опустила панду на пол, и тот опять быстро влез на доску. Она пихнула его ногой. Он заверещал, Робин вскрикнула, потому что не знала, что кентуки умеет пищать. Схватила доску и швырнула в другой конец комнаты. Заперла дверь изнутри на ключ, взяла ведро и стала гоняться за пандой, словно охотясь за гигантским насекомым. Наконец сумела накрыть его, а сама села сверху и просидела так некоторое время, ухватившись руками за края ведра, и переставала дышать всякий раз, когда панда начинал биться там внутри. Робин изо всех сил сдерживала слезы.

Когда мать позвала ее есть, она крикнула, что неважно себя чувствует и ляжет спать без ужина. Потом поставила на ведро большой деревянный ящик, где хранила учебники и конспекты, чтобы оно не перевернулось. Еще раньше кто-то объяснил ей, что если не удастся разломать панду, единственный способ выключить его – дождаться, пока закончится зарядка. Поэтому Робин обняла подушку, села на кровать и стала ждать. Панда время от времени пищал и бился о стенки ведра, как огромная муха, пока, уже ближе к рассвету, в комнате не воцарилась полная тишина.

* * *

На экране компьютера всплыло диалоговое окно. Эмилии предлагалось ввести серийный номер. Она вздохнула и поудобнее устроилась на своем плетеном стуле. Такого рода требования больше всего раздражали ее. Что ж, сына рядом, слава богу, не было, и он не давал ей понять своим молчанием, что она слишком долго ищет очки, чтобы еще раз прочитать инструкцию. Сидя за письменным столом, которому нашлось место только в коридоре, Эмилия выпрямилась, пытаясь унять боль в спине. Сделала глубокий вдох, затем выдох и, тщательно проверяя каждую цифру, ввела те, что были указаны на карточке. Она прекрасно знала, что у сына нет времени на такие глупости, и тем не менее живо представила себе, как он сейчас шпионит за ней с помощью какой-нибудь видеокамеры, тайком установленной здесь же в коридоре, и бесится из-за ее неловкости, находясь у себя в офисе в Гонконге, как бесился бы и муж Эмилии, будь он сегодня жив. Недавно она продала последний из присланных сыном подарков и погасила долг по квартплате. Эмилия плохо разбиралась в часах, дизайнерских портмоне или фирменных кроссовках, но прожила достаточно долгую жизнь, чтобы понимать: любая вещь, завернутая более чем в два слоя целлофана, помещенная в обитую бархатом коробку и с чеком, заверенным подписью и печатью поставщика, стоит столько, что вырученных за нее денег с лихвой хватит, чтобы такая пенсионерка, как она, расплатилась с долгами. А еще подарки сына лишний раз доказывали, как мало он знает о жизни своей матери. У Эмилии забрали ее блудного сына, едва ему исполнилось девятнадцать, – сманили непристойно высокими заработками, а затем начали перевозить из страны в страну. И теперь мальчика ей уже не вернут, хотя непонятно, кого в том винить.