Керенский. В шаге от краха (СИ)

Не будь Думы, петроградской революции угрожала бы опасность быть непонятой и непризнанной остальной Россией.

Между прогрессивным блоком и правительством завязалась глухая борьба и, хотя по форме Дума боролась с министрами, по духу было ясно, что Дума борется с самим царём. Вынужденный считаться с армией и союзниками, Николай II избегал решительных мер против Думы. Дума ограничивалась обличительными речами и протестующими резолюциями. Царь то прерывал, то созывал, то закрывал думские сессии и беспрестанно сменял своих министров. Но они не пользовались доверием Думы. И вот грянула революция».

Дальше было ещё много строк восхищения самоотверженной работой прогрессивной части Думы и восхваление простых людей, которые приносили в Таврический дворец продукты и воду, а также оружие и бомбы. Кстати, некие военные принесли туда в конце февраля столько пироксилина, что при последующем разминировании зданий его пришлось не вывозить из-за опасности подрыва, а сбрасывать в пруды возле дворца.

Отбросив и этот журнал, Керенский только хмыкал про себя. Весьма откровенные и «говорящие» строки он подчеркнул карандашом. Лучше и не скажешь. Дума вела глухую борьбу с правительством. Это как? Во время войны! А если бы это было во времена Сталина? Где бы эти депутаты сидели после своих выступлений? Наверное, даже не на Колыме, а находились на два метра под землёй, закопанные живьём. А если бы это происходило в двадцать первом веке? Неизвестно, но догадаться можно! Но и Российская Федерация не вела такой масштабной войны.

И после этих правдивых слов Николая II кто-то называет кровавым? Взял бы, да разогнал всю Думу, а самых одиозных судил военно-полевым судом или, как при Сталине, тройками, и расстреливал. И мы сразу переходим к пункту: «…не будь Думы, Россия бы не поняла и не признала». И опять вывод тот же: «Сталина на вас не было, ироды!»

Ожидая Меньшикова, Керенский задавался вопросом: «Кто стоит за большевиками? А кто стоит за анархистами?» Это предстояло только узнать.

Керенскому из разговоров с Коноваловым и Терещенко было уже ясно, кто стоит за кадетами. Всё сплошь промышленники и банкиры.

Кто стоит за октябристами и приближёнными к ним, тоже было ясно, это старообрядческие структуры. Купцы и рабочие. Купцы из старообрядцев набирали на фабрики преимущественно своих же единоверцев, для пользы дела, так сказать. Они же и составляли костяк революционно настроенного пролетариата.

Кто стоит за эсерами, которые поддерживают и его самого, он пока не знал, но догадывался, что это, скорее всего, англичане. Они же помогали и анархистам, коих было великое множество. Анархо-коммунисты, анархо-синдикалисты, анархисты-ассоционеры, а также совершенно обычные, доморощенные, так сказать.

Его размышления прервал Михаил Меньшиков, наконец появившийся в помещении типографии.

— Скучаете, Александр Фёдорович?

— Не до скуки, раз есть руки, — отшутился Керенский. — Смотрю прессу.

— Да, я вижу. А вот и наш с вами первый экземпляр газеты «Глас народа».

— Великолепно! Я рад! Денег вам пока должно хватить, минимум, на пять номеров.

— Да, господин министр, выделенной суммы должно хватить, но я намереваюсь выпуска с пятого перейти на самоокупаемость.

— Прекрасно! Я вас только буду поддерживать в этом. Но нам нужна реклама нашей газеты.

— Да, но…

— Нужно дать платные объявления во всех издательствах, причём позиционировать её как газету для всех. И подтверждать это материалами, хотя бы первое время. Помещать исторический очерк, рассказ модного писателя на злободневную тему. Обязательно печатать сводку с фронта. Политическую жизнь освещать, но пока аккуратно и обтекаемо. Никого не ругать, но и не хвалить. Так, всего понемногу. Ругать будем позже, когда наступит популярность, а пока подождём. Кроме того, первый выпуск надо продать по чисто символической цене. Бесплатно не надо, это вызывает недоверие, а выпуск озаглавить: «Первый выпуск новой революционной газеты. Свобода, равенство, братство!» Можно ещё указать про победоносный мир. Но… — Керенский прервался, напряжённо размышляя.

— Я думаю, что и так слишком много пафоса и не стоит усугублять. И победоносный мир, это как-то сейчас не звучит, — заметил на это Меньшиков.

— Ну, нет и нет. Нам татарам всё равно, — вспомнил присказку друга Керенский.

— А вы татарин? — живо отозвался Меньшиков.

— Скорее еврей, чем татарин, и скорее русский, чем поляк.

— Ммм, — озадачился Меньшиков.