Кесарево сечение

"Хм… Вы ведь понимаете, что буквально так… Ну, допустим. Согласитесь, это крайне нежелательно с разных позиций. Вы – человек известный. Факт вашего таинственного исчезновения озадачит многих. Например, Петра Яновича Гирю. Что он предпримет в этом случае, я предугадать не могу. А за ним – целый шлейф. Валерий Алексеевич Сюняев, Зураб Шалвович… Можете себе представить, что они вот так сели кругом и рядят: Сомов исчез, ну и черт с ним. Смешно!"

Я представил – действительно смешно. Исчезни я теперь, такая волна пойдет…

"Тем не менее, ваше исчезновение, в определенном смысле, осуществимо, – Артур встал и бросил в воду камешек. – Более того, я как раз собирался найти вас. И у меня есть предложение…".

"На ловца и зверь бежит. Вот он я – предлагай".

"Чтобы избежать лишних вопросов, я скажу достаточно, но скажу только то, что считаю нужным сказать. Было бы чрезвычайно полезно, если бы вы согласились предоставить мне возможность снять с вас ментокопию. Ментокопия – это, по существу, копия вашей личности, причем, настолько подробная, что, в случае необходимости и при весьма специфических обстоятельствах, вас можно будет воспроизвести почти в том виде, в каком вы пребываете сейчас. Понимая ваш интерес, скажу, что технические средства для снятия копии у меня имеются, но умолчу о том, откуда они взялись. Добавлю только, что источник этих средств не Калуца, хотя в свое время именно он мне сообщил, что такой источник должен существовать, и даже указал, где именно, а впоследствии помог во многом разобраться. Это все".

Вася стукнукнул кулаком по столу. Он был возбужден до крайности:

– Но ведь Калуца тогда был еще жив, – зарычал он. – Что же вы сидели, надо было…

– Молодой, человек! – сказал Сомов чопорно. – Позволю себе заметить, что ваше поведение выходит за рамки приличий.

Вася поник и сел. Сомов начал выдерживать "томительную паузу", но не удержал до конца и рассмеялся:

– Василий, не мельтеши. Терпение – вот первая заповедь нелегала! Бери пример с Глеба. У него тоже крыша поехала, но он терпит.

Крыша у меня не поехала, хотя… Такого резкого поворота я не ожидал. Теперь… Что же теперь… Теперь понятно, что Гиря прав: все идет в одной связке. И понятно, почему у них начался "новый этап", когда умер Калуца. Наверняка Гиря знал о контактах Калуцы и Асеева. А не Асеев ли являлся к Шатилову? Черт!.. Я поймал себя на том, что хочется, по примеру Гири, начать загибать пальцы на руках. Но теперь их уже точно не хватит…

– С вашего позволения, я продолжу, – сказал Сомов. – Асеев спросил, согласен ли я на процедуру. Я… Не сказать, чтобы я колебался. Ведь, если вы помните, я когда-то уже участвовал в чем-то подобном. Но у меня появилось жгучее желание выудить из него что-то еще. И в то же время, я вдруг понял, что делать этого не следует. Существует некий информационный барьер, который я не должен пересечь. Или не имею права. Не знаю, как передать вам это ощущение…

Мы стояли на берегу, я смотрел на волны, Асеев – на меня. Между нами образовалась какая-то тонкая нить понимания, но… На этой нити был маленький узелок… Узелок сомнений… Да, это хорошая аналогия. И Асеев понял мое состояние.

"Я постараюсь вам помочь, – вдруг сказал он. – Вы помните, как сидели вдвоем с Калуцей там, на камбузе "Вавилова"? Помните о чем вы тогда говорили? "Никто не знает истину, а я знаю. И теперь можно хоть на костер!" – помните? Никто, кроме вас с Калуцей ничего этого знать не может. А я знаю".

"Это тебе рассказал Калуца?"

"Да. Но он мог рассказать об этом кому-то другому, а тот мне, не так ли?"

"Вряд ли. Люди не склонны распространяться о том, что они изрекали в подобных ситуациях".

"И тем не менее. Тогда другой эпизод. Вы помните, как сидели с моим отцом в гулете неподалеку от "Вавилова"? Номинально, там был все тот же Калуца, но вы-то знаете, что это был не он. Помните, о чем вы говорили, когда ждали сигнала от Свеаборга? "Личность – штука не автономная. Как только личности вступают в информационный контакт, уже невозможно понять, где кончается одна, и начинается другая. Мой юный друг, тепло души неразделимо. Как тебе сей экзерсис?.. Матерь божия, что он там копается!.. Шведы – хуже немцев в смысле педантичности…". Вот этого, согласитесь, кроме вас не может знать никто".

"В любом случае, он не стал бы об этом рассказывать никому", – пробормотал я.

"Ну, вот видите. А я это почему-то знаю. Мне пришлось это узнать, ибо я предполагал, что оно мне может понадобиться. Считайте, что мое предложение сделано вам от имени Калуци и моего отца".