Кесарево сечение

– Коля, если их тысяча, потребуются… Факториал тебе говорит о чем-нибудь?

– Нет. – Братец зевнул.

– Тогда поверь на слово. Кстати, линия раскола камешков ровная, то есть визуально, или приставляя друг к другу, можно определить, какая половинка к какой подходит?

– Я не всматривался. Вроде у всех все одинаково…

– Тогда – тем более. Надо взять, разложить на пары – ничего, разложить снова – ничего, и так далее… Безнадежно! Разве что повезет. Но вероятность – ноль.

Коля усмехнулся.

– А что ты ожидаешь при удаче? Конец света и Страшный Суд? Мне кажется, ты слишком близко к сердцу принял этот эпизод.

– Что? – я тряхнул головой, пытаясь отогнать сонную одурь.

Я поймал себя на том, что вполне серьезно рассматривал эту историю как "эпизод". Что значит – профессионал!

– Кстати, вместо того, чтобы меня допрашивать, ты мог бы взять свою Валентину под белы руки и отправиться на Крышу Мира. И лично провести дознание на месте… Интересно, существуют правовые ограничения на копирование душ?

– Существуют, – буркнул я. – Душу копировать нельзя. Господь запретил.

– А были прецеденты?

– Ждем со дна на день, – я осклабился.

Было уже три часа ночи. Шансов выспаться не было никаких, и завтра я буду как увядший огурчик. Хорошо брату – у него свободная профессия. Будь у меня такая же, спал бы до обеда и дальше.

– Пойду стелить, – сказала Валентина. – А вы еще десять минут секретничайте, и спать!

Она поднялась и ушла. И свет померк, и жить стало хуже.

– Не поверишь, – сказал я. – Мы познакомились два месяца назад, а сегодня встретились третий раз.

– Сказка! – произнес Коля. – Но я рад за тебя. Я теперь вижу, что ты в надежных руках. Что маме передать?

– Это и передай, – сказал я.

И мы отправились спать.

Глава 8

В эту ночь мне снились Гималаи.

Я сорвался со "стенки", долго летел вниз, и все ждал, когда повисну на страховке. Но оказалось, что страховочный фал был привязан к рюкзаку, и когда я таки повис, сверху начали кричать, чтобы я сбросил рюкзак, иначе меня не поднять. Я хохотал, и горное эхо возвращало мне мой сумасшедший смех. Тогда сверху по фалу начала спускаться Валентина с большим кинжалом в зубах, и я с ужасом ждал, когда она перережет лямки, и я рухну в бездну. Уж не знаю, откуда, но я точно знал, что внизу шныряют отвратительные шакалы, которые и пожрут мои бренные останки. Но у меня в кармане лежит камешек, в котором я записан, и надо его проглотить. Я с трудом дотягиваюсь до кармана, нащупываю камешек, вынимаю и… И роняю в пропасть. И понимаю, что если шакал проглотит камешек, я стану шакалом… Я опять дико захохотал и крикнул Валентине, чтобы она перерезала фал. А она была уже близко, вынула кинжал изо рта и сказала:

– Глеб, в чем дело, прекрати хохотать!

И она начала меня трясти. И я проснулся.

Валентина сидела рядом на кровати и трясла меня за плечо.

– У тебя, милый, что-то с головой. Хохочешь во сне, – сказала она.

– А ты во сне ползаешь по веревке с кинжалом в зубах, – сказал я ей в тон.

– Правда? – изумилась она. – К чему бы это?

– К переменам в личной жизни, – пробормотал я и опять упал в сон.

В свое время, Гиря провел со мной беседу. Нечто вроде курсов повышения квалификации. Он мне тогда сказал: