Николай Павлович Печерский

Кеша и хитрый бог

Кукла в золотых туфельках

На берегу Байкала жила девочка Тоня. На голове — пучок густых волос, перетянутых сзади тесемкой, голубые глаза, курносый нос — вот вам и вся Тоня.

Отец и мать Тони были рыбаками. И вообще тут, на Байкале, все рыбаки — и те, что жили у самой воды, и те, что на лесистом взгорке, и те, что уже отработали свое и теперь тихо спали под серыми, прибитыми дождями могильными холмиками.

Когда смотрели на Тоню, то прежде всего обращали внимание не на курносый нос и глаза, а на ее густые и такие же сумрачные, как тайга, волосы.

Жесткие волосы у Тони от отца, а мягкий и застенчивый характер — от матери. Характер причинял Тоне меньше неприятностей, чем волосы. Обыкновенный гребень их не брал, и Тоня расчесывалась длинной, зубастой, как вилы, расческой. Но все равно волосы у нее торчали куда вздумается. Хоть ленточкой привязывай, хоть прочной, как струна, капроновой леской.

В прошлом году Тоня ездила с матерью в Иркутск и возвратилась оттуда с конским хвостом на голове. Отец Тони, Архип Иванович, сто раз говорил Тоне, чтобы она перестала чудить и не смела больше носить хвост. Но соблазн был велик. Только отец со двора, у нее уже тут как тут торчит на затылке пышная густая метла.

Отцу надоело вразумлять Тоню, и он махнул на хвост рукой. Не брить же ее, в конце концов, за это!

У Тони был на Байкале друг-приятель Кеша Карасев. Кеше тоже не понравилась новая прическа Тони. Но он молчал и терпел, потому что в человеке главное не прическа, не нос и не глаза… Если на то пошло, к Кеше тоже можно было придраться. На Байкале росли крепкие и какие-то очень плотные мальчишки. А Кеше не повезло. Не взял он пока ни ростом, ни плечом. Был он худой, тонконогий. И вдобавок ко всему близорукий. Без очков Кеша за три шага ничего не различал — хоть пень, хоть камень, хоть зловредный медведь-шатун.

Но Тоня никогда не колола Кеше глаза этими недостатками и не смеялась, как некоторые другие, что он с малых лет носит толстые очки с вогнутыми стеклами. Тоня вполне правильно считала, что Кеша тоже будет рыбаком и он тоже не хуже всех остальных.

И в самом деле, кто сказал, что Кеша не рыбак! У Кеши полосатая тельняшка, брюки клёш, а на голове — черная фуражка с золотым и почти что новым «крабом». Нет, раньше времени придираться нечего. Сначала надо узнать все до точечки, а потом уж говорить!

Вот уже час или два подряд Тоня и Кеша сидят на высоком каменистом берегу Байкала. Наверху тепло и тихо. Лукаво выглядывают из широких, будто у ландыша, листьев конопатые кукушкины сапожки, ярко горят легкие пышные жарки. Только изредка набежит с Байкала ледяной ветерок, качнет листья на березе, и снова стоит вокруг высокая пустая тишина…

Тоня согнула ноги в коленях и опустила голову на сложенные накрест руки. Кеше видны только узенькие Тонины брови и покрасневшие, заплаканные глаза. Не опуская ресниц, смотрит она вдаль на темные, бегущие к берегу волны.

Но там ничего — ни пароходного дыма, ни косого рыбачьего паруса. Сверкнет на изломе волны запоздалая льдина, пролетит стороной грудастая чайка, и всё…

Кеше давно пора домой. Он уже несколько раз подымался, поправлял для виду фуражку и просящим голосом говорил:

— Ну, хватит уже. Лучше мы потом придем.

Тоня даже головы не подымает.

— Я, Кеша, не пойду. Я буду ждать…

Тоня ждет своего отца. Недели две назад он уплыл на катере в Иркутск, и вот его все нет и нет.

Отец Тони работал председателем рыбачьего колхоза. И все его тут очень любили — и за то, что такой отчаянный, и за добрый характер, и еще за то, что умел он петь хорошие партизанские песни.

Бывало, сядет вечером на завалинке и поет…

Даже дед Казнищев, которому было уже без малого сто годов, не мог спокойно слушать эти песни. Выколотит жар из трубки, вздохнет и скажет: «Ах ты, язви его, как поет!»

Тонин отец уплыл в Иркутск за деньгами. И, видимо, денег тех заработали немало, потому что рыба шла просто косяком — и омули, и хариусы, и сиги, и жирнющие, неповоротливые таймени…

В город рыбаки ездили редко, и Тониному отцу надавали целую кучу заказов — кому мясорубку, кому патронов, а кому просто камень для самодельной зажигалки.

Тоне отец посулил купить куклу с настоящими глазами, в золотых туфельках, как в сказке.

Вместе со всеми к причалу Кеша вышел. Помахал на прощанье рукой и крикнул: «До свиданья, Архип Иванович, скорей возвращайтесь!»

Моторный катерок отвалил от берега, взобрался на волну и понесся вдоль скал к городу Иркутску…

А через несколько дней бакенщик нашел у мыса Крестового разбитый катерок и поднял тревогу.

Сначала рыбаки подумали, что Тонин отец утонул. Разве долго на Байкале до беды? То сверкает на солнце и манит глаз безмятежным покоем, то вдруг взбунтуется и начнет швырять волны и рыть темные кипучие ямы. Порой сто раз в день меняется на море погода. И, если прозевал сам или застучал и зачихал не ко времени мотор, тогда держись!