Роберт мчится дальше, к небу, и вот уже остров лежит огромной черной кляксой на отливающем сталью море. Под толщей воды движутся темные точки.
Киты.
Их тысячи, сотни тысяч, но Роберт узнает каждого. Исполинские кашалоты и гренландские гладкие, синие и горбатые, финвалы и сейвалы, маленькие полосатики, гринды и бутылконосы. Они плывут отовсюду, собираясь вместе, выстраиваются в линию, которая начинает закручиваться. Гигантская спираль разгоняется, все быстрей и быстрей мелькают хвосты, пенится вода, отступает к краям воронки. Она растет, ширится, тянется вглубь на многие мили, ко дну. И там, на дне, в обрамлении угольно-черного моря, Роберт видит ослепительно белый песок. И крест, делящий на четверти круг.
Он сверкает, наполняя слезами глаза.
– Почему? Почему так поздно? – все, что может спросить Роберт.
–
Свет снова ударил по глазам, запустил радужные пятна. Глухо стукнула пуля о дно лотка.
– Шейте, – кивнул врач ассистенту и снял марлевую повязку. Развернулся к двум мужчинам в форме каракатиц. – Вы не поверите, господа! Жизненно важные органы не задеты! И, кроме того, – понизил он голос, – у парня железное сердце. Я впервые вижу подобное и с удовольствием понаблюдал бы за этим пациентом.
– Конечно, доктор Шинталь, – глянул на карманный хронометр один из каракатиц, тот, что постарше, и ухмыльнулся. – Наблюдайте. У вас есть целых три часа. Пароход на рудники отбывает в девять.
Не хороните меня в море, я прошу
«…Еще одна старая песня китобоев, на этот раз совсем уж печальная. Меня она настолько растрогала, что я даже решил сопроводить приблизительный, как всегда, перевод гравюрой из замечательной книги „Убийство китов, правила и способы, в кратком изложении с иллюстрациями“, где моряки зашивают в мешковину своих погибших в бою товарищей.
Эта грустная песня родилась, как утверждают источники, из одной записи в судовом журнале обычного кетополийского китобойного судна, которую я приведу здесь:
„Понедельник, 18 октября 1880 года.
Этим утром мы занимались похоронами матроса, упавшего с мачты. Мы зашили его труп в старую мешковину, прикрепив к ногам пушечные ядра, затем положили на сходни. Капитан произнес: „Все готовы?“, и господин Гиффорд наклонил сходни так, чтобы тело соскользнуло в море. Не было ни прощальных речей, ни молитв. Однако ночью, в часы „собачьей“ вахты, мы с остальными китобоями собрались в носовой части корабля и, как могли, помянули погибшего товарища, похороненного в полной тишине. Один из нас, Томми Уильсон, своим красивым голосом запел: „Не хороните меня в море, я прошу!“, и лучше этого ничего в тот момент придумать было нельзя“.
Кит над городом: история любовницы