КГБ: приказано ликвидировать

Николай Захарович Бравин родился в 1881 году в Симферополе в мещанской семье. После окончания факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета в 1904 году поступил на службу в МИД, со следующего года состоял в качестве драгомана (переводчика) в российских генеральных консульствах в Персии, в 1909–1913 годах — в генконсульстве в индийском городе Калькутте, а с 1913 года, после возвращения в Персию, — в Казвине, Сеистане и Хое, но уже в должности вице-консула. К 1917 году он дослужился до чина коллежского асессора и был награжден орденами св. Станислава 3-й степени и св. Анны 3-й степени, а также персидским, эфиопским и бухарским орденами. Отличаясь крайне склочным характером, постоянно конфликтуя с сослуживцами, Бравин одним из первых дипломатов после Октября 1917 года поддержал новый режим и стал первым советским дипломатическим представителем в Персии, но уже летом 1918 года был вынужден, под давлением англичан, покинуть Тегеран. Некоторое время он находился в Ташкенте, где внес свою лепту в групповую борьбу среди руководителей Туркестанской АССР, а затем выехал в Кабул, где летом 1919 года возглавил советскую дипломатическую миссию. Обиженный назначением на пост полпреда РСФСР в Афганистане Я.З. Сурица, Бравин вновь вступил в конфликт с другими советскими представителями в Кабуле, и даже дошел до того, что обращался к эмиру Аманулле с требованием выслать советского военного атташе Б.Н. Иванова, и напечатал в афганской газете заметку о якобы произошедшем в Москве аресте Ленина. Весь 1920-й год Наркомикдел в Москве и Туркестанская комиссия ВЦИК и Совнаркома в Ташкенте добивались возвращения Бравина из Кабула в РСФСР, а сам он также настойчиво ходатайствовал перед афганским правительством о выезде в Индию. В январе 1921 года после прибытия в Кабул английской миссии Бравин попытался установить связь с англичанами, после чего по требованию афганцев был выслан из Кабула в Индию. Вооруженная охрана из 7 человек сопровождала его до границы. Во время остановки в городе Газни Бравин был убит одним из охранников. В недавно рассекреченной телеграмме полпреда Сурица в НКИД в январе 1921 года говорится: «Первоначальное предположение разрешить ему въезд в Индию изменено (афганцами — авт.)…при содействии Джемаля в тех пунктах… агенты уже подобраны»

[52].

Так был ликвидирован один из первых невозвращенцев-дипломатов. А Джемаль-паша находился в Афганистане до 1922 года, когда на некоторое время выехал в Тифлис, где в июле был убит армянским националистом, отомстившим ему за его участие в организации геноцида армян в 1915 году.

Что касается Энвер-паши, то он в сентябре 1920 года отправился в Баку, где состоялся Первый конгресс угнетенных народов Востока. На конгрессе Энвер выступал от имени некого «Союза революционных организаций Марокко, Алжира, Туниса, Триполи, Аравии и Индонезии» и в своей речи выразил симпатии Советской России, заявив о готовности вести борьбу против общего врага — мирового империализма.

Однако Конгресс встретил заявления Энвер-паши довольно прохладно. В одном из его решений, прямо касающихся Энвера, было сказано, что «съезд находит необходимой особую предосторожность к тем вождям движений, которые в прошлом вели на бойню турецких крестьян и рабочих в интересах одной империалистической группы»[53].

После окончания конгресса разочарованный его итогами Энвер-паша обосновался в Батуме, намереваясь, скорее всего, вернуться в Турцию и оттеснить ее нового лидера Кемаля от власти. Но такое развитие событий самого Кемаля явно не устраивало, и он обратился к советскому руководству с требованием убрать Энвер-пашу из Батума. Москва, не желая ссориться с Кемалем, приложила максимум усилий для того, чтобы отправить Энвера в Бухару, где он должен был оказать помощь Джемаль-паше, временно находившемуся в Москве.

4 октября 1921 года Энвер-паша прибыл в Бухару. Осмотревшись, он начал искать пути, которые дали бы ему возможность вновь оказаться на вершине власти. В конце концов он решил порвать с большевиками и присоединится к басмаческому движению в Туркестане, хотя до своего приезда в Бухару, скорее всего, не имел таких намерений. Но знакомство с местным руководством убедило его в слабости позиций большевиков в новоявленной Бухарской народной советской республике. И это было действительно так. Недаром в обзоре политического положения в Бухаре, составленном в политуправлении Туркестанского фронта отмечалось, что у власти встала очень небольшая группа, которая носит «черты олигархии», порождающей кумовство и коррупцию. Кроме того, все так называемые коммунисты проникнуты идеями панисламизма и туркофильства, а в глазах дехкан, недовольных произволом новых властей, они ничем не отличаются от правительства эмира с его произволом, налогами и отсутствием всяких гарантий личной безопасности.