КГБ шутит... Афоризмы от начальника советской разведки

Калахан достался мне в наследство от Синицына, человека Службы, завершившего командировку в городе Карачи. У Юрия Андриановича было много оперативных и человеческих достоинств, которые позволили ему, в частности, вскрыть, выпотрошить все секреты пакистанского министерства иностранных дел. Все! Сам он никогда в этом учреждении не бывал и не очень интересовался, где оно располагается. Работать с выученными им людьми было приятно: они появлялись в назначенном месте минута в минуту, не тратили времени на разговоры, передавали документы, получали тощую пачечку денег и исчезали до следующей бесшумной мимолетной встречи.

Один из этих людей (только профессионал может оценить фразу «один из этих людей») работал через тайник. Тогда еще не было компьютеров, не было дискет, на каждую из которых можно было поместить том Британской энциклопедии. Документы передавались «живьем», в их первозданном виде. Источник выходил на прогулку — город незаметно перетекал в бескрайние пустыри — поднимал в условном месте камешек и опускал в обнаружившуюся полость туго перетянутую ниткой, свернутую трубочкой пачку документов. Деньги он находил под другим, известным только ему камешком на следующий день.

Однажды чуть было не произошел сбой. Я ехал привычной «нашей» дорогой, где и совершались эти нехитрые операции, и увидел, что бригада дорожных рабочих копает траншею под кабель и что через несколько десятков метров они наткнутся на полый металлический штырь с ввинченным в него камнем — тайниковый контейнер. Думать надо было быстро. Вскоре я появился в том же месте, на той же машине, но уже с коллегой за рулем. Машина почему-то заглохла, Вся простодушная бригада с удовольствием, желая заработать десяток рупий, принялась ее толкать. Я неспешно потянул за камень, с некоторым усилием вытянул штырь и спрятал его за пояс. Машина завелась. Рабочие получили свою десятку. Все были довольны. «Нас всех подстерегает случай...» Так вот, среди достоинств Синицына было умение разбираться в людях. Завещанный им Калахан был чудесным образцом лучших представителей рода человеческого — они не часто взбираются в верхи общества, они придают обществу человеческий характер. Но с заходом солнца бесстрашный и мужественный страж Калахан и его бездетная жена засыпали в маленьком домике-сарае. Нина с ребятишками оставалась одна, глава семьи мотался по пустынным пригородным дорогам, встречался со своими секретными друзьями, привозил какие-то бумаги и прятал их в специально оборудованном тайничке в камине. Он тоже был один, даже оказываясь поутру во временном здании посольства на Пешавар-роуд.

Все было не просто и не невинно. Мои секретные друзья рисковали жизнью или 14-летним заключением. Я рисковал немногим: человека с дипломатическим паспортом могли цивилизованно объявить персона нон грата и выслать из страны в 24 часа или нецивилизованно перебить персоне руки и ноги, а потом извиниться — неувязочка-де вышла! И то и другое в практике Службы бывало. Это была работа.

Так вновь: что же гнало нас? Я ведь мог оставаться «чистым» дипломатом, получать те же деньги, спокойно взирать в будущее, на заранее спланированную и ясную карьеру. Яне пил, сторонился связей с женщинами, был абсолютно лоялен Коммунистической партии и социалистическому Отечеству, не колебался в проведении линии партии (скорее всего, по молодости) и был умеренно разумен, обладая неплохим пером. (Характеристика пакистанского диктатора Айюб Хана, написанная мною, удостоилась лестной резолюции В.В. Кузнецова, первого заместителя министра иностранных дел.)

Была официальная, неоспоримая формулировка: «делу Коммунистической партии и социалистическому Отечеству...».

«Товарищ, товарищ! За что же мы сражались? За что же проливали свою кровь?»

Насмешливая плаксивая песня частенько звучала в моем детстве. Какие-то наши безвестные предшественники, насмехаясь над собой и заведомо зная бесполезность этой затеи, пытались разобраться, а за что же они, действительно, сражались?

Было постоянное неприметное, но от этого не менее значимое ощущение великого Отечества, рассчитывающего на тебя. Отечество воплощалось в Службе, Служба— в ее временных начальниках, но каждый из нас старался так (в захолустном, второстепенном Пакистане!), будто судьба Отечества зависела от его усилий.

Каждый ли? Отголоски юношеского идеализма. Всегда были умненькие серые люди, познавшие способы выживания. Всегда были прохвосты и авантюристы, готовые продать и тебя, и Службу (великую, непогрешимую и страшную Службу!), продать Отечество ради своей корысти. В те славные времена, лета не очень ранней юности, мне казалось, что все мы — резидент Сергей Иванович (царство ему небесное!), Синицын, Геннадий

Евстафьев, Эдик Колбенев, Толя Купцов, Лев Сиротинин (и ему венная память!), Николай Шляндин, Иван Сорокин, Куимов — все одержимы страстью служения Отечеству. Так оно и было.