КГБ в Англии

Таким образом, дело Побер — Гутшнекера было списано берлинской полицией как политическое. Но как бы то ни было, в качестве разведчика Спиру больше не мог уже работать за границей. «В связи с теми неприятностями, которые были у ГОФМАНА, вам надлежит откомандировать его в Москву» — таково было указание Центра Ильку. Спиру вскоре вернулся в Москву, где после увольнения из ОГПУ перешел на гражданскую службу. Он работал в редакции газеты «Deutsche Zentral Zeitung», счастливо избежал сталинских чисток и с 1939 года продолжил свою карьеру референтом в ЦК МОПР. Последний раз о нем вспомнили в связи с запросом ЦК ВКП(б) в начале 50-х годов.

По прошествии некоторого времени в связи с подозрительной возней немецкой контрразведки вокруг его людей в Москву вернулся также и Ильк. Начатое им дело продолжили нелегальные группы Карина, Каминского и Базарова. В группе последнего в 1930 году появился новый разведчик — Дмитрий Александрович Быстролетов, которому предстояло осуществить самое глубокое проникновение в секреты Форин Офиса.

Глава 6

Ключи к секретам комнаты № 22

I

В начале 1930 года в советское Полпредство в Париже явился скромно одетый человек небольшого роста и попросил о встрече с военным атташе. Вышедшему к нему сотруднику ИНО ОГПУ посетитель представился просто как Чарли и сказал, что работает наборщиком в типографии Форин Офиса, где печатаются расшифрованные телеграммы из дипломатических представительств Великобритании для последующего доклада руководству Министерства и членам кабинета. За вознаграждение, сказал Чарли, он мог бы изготавливать лишние экземпляры и передавать их советскому представителю. Если дело пойдет хорошо, то он мог бы принести также коды и шифры, которые печатаются в той же типографии.

Столь заманчивое предложение ставит любую разведку перед дилеммой: доверять или не доверять такому человеку. Он может быть действительно тем, за кого себя выдает, но с такой же долей вероятности может оказаться и провокатором, подосланным иностранной спецслужбой с целью создания канала дезинформации или компрометации сотрудников посольства данной страны. Чарли был скрытен — он не назвал свою фамилию или адрес, более того, он предупредил, что немедленно порвет связь, как только заметит, что за ним следят с целью установления его личности. На вопрос, почему он обратился именно в советское представительство, наборщик из Форин Офиса ответил, что в посольствах других стран имеются английские агенты и что на Советский Союз работать проще и безопаснее. Такая осведомленность Чарли могла объясняться его доступом к секретной переписке Форин Офиса и гнездившейся под его крышей секретный разведывательной службой, но такой ход мыслей простого наборщика наводил на ряд вопросов, которые, возможно, и были ему заданы, но сохранившиеся документы об этом умалчивают. Определенно известно, что НКВД решил рискнуть: в конечном итоге вкус пудинга, как гласит английская поговорка, можно определить, только его попробовав.

По каналу «ЧАРЛИ» в Москву потекли секреты Форин Офиса. «КИН рассказал мне, — пишет в своих воспоминаниях Дмитрий Быстролетов, — что вначале нас это вполне устраивало. Пока мы верили легенде о рабочем-наборщике. Затем, когда он стал тянуть с доставкой шифров и перестал давать первоначальное количество депеш и сократил их содержание по странам и по политическому значению, встал вопрос об установлении его личности и нажиме для того, чтобы получать от него не то, что он хочет нам дать, а все то, что может дать. Не устраивало нас и то, что инициатива по части времени и места встречи всегда оставалась за ним. Необходимо было поскорее и покрепче взять его в руки. «Выполнение этого задания, — сказал КИН, — Центр решил возложить на вас, Андрей, а меня прикрепил к вам для руководства операцией на месте». Разговор происходил в Берлине.

Прежде чем в апреле 1930 года оказаться в Берлине под именем чехословацкого гражданина Йозефа Шверма, Дмитрий Александрович Быстролетов, он же греческий подданный Александр Галлас, он же венгерский граф Перельи, он же английский лорд Роберт Гренвилл, он же обладатель еще нескольких имен и паспортов, прожил бурную для своих 29 лет жизнь. В своей наиболее полной автобиографии, написанной им в марте 1936 года для вступления в партию, чего так никогда и не произошло, он рассказывает, что родился 17 января 1901 года в Крыму, в деревне Акчора, «как «незаконный» сын деревенской учительницы».