КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2

— Начало шестого, Ингрид! — Мишин осторожно переложил ее голову на подушку и с хрустом потянулся. — Слишком рано для проявления классовой сознательности. Тебе надо хоть немного поспать.

— Зачем? Тебе будет удобнее уйти, пока я сплю?

— О чем ты говоришь? — вскинул брови Витяня.

— Никогда не лги женщинам, Виктор, — пробормотала Ингрид и притянула к груди его растрепанную со сна голову. — Гизелла учила меня, что ложь мужчины сродни тупым ножницам: отрезать чувства не может, а боль причиняет неимоверную.

— Твоя Гизелла была философом, — усмехнулся Витяня, чувствуя, что невольно краснеет.

— Вовсе нет, милый. Просто она трижды была замужем.

— Подвиг, достойный уважения…

— Когда ты исчезнешь, Виктор? — Ингрид приподнялась на локте и пристально вгляделась в его лицо. — Завтра?

— Сегодня. Сейчас…

— Надолго?

— Я не знаю… — Мишин нащупал на полу пачку «Житан», вытянул сигарету и, зажав ее в уголке рта, щелкнул зажигалкой.

— Ты вернешься?

— Если это будет зависеть только от меня — вернусь.

— А ты не можешь сделать так, чтобы это зависело только от тебя? И больше ни от кого?

— Я не Иисус Христос.

— Не скромничай, дорогой! — пробормотала Ингрид, прижимаясь к нему всем телом. — Ты не уступаешь ему ни в красоте, ни в силе. Правда, я не уверена, способен ли ты накормить пятью хлебами род человеческий, но дать ощущение счастья и спокойствия одинокой женщине тебе вполне по силам, дорогой. Разве ты не видишь, милый: я готова закрыть глаза на все твои недостатки. И даже согласна считать эти уродливые, по-видимому, совсем недавно затянувшиеся дыры на твоей груди и животе очаровательными родинками…

— Родинки приносят счастье, — пробормотал Мишин.

— Это и есть счастье, что с такими родинками ты все еще жив.

— А как насчет головы, Ингрид? Ее ты оставляешь без оценки?

— Любая голова хороша, если в ней есть цель. А она у тебя есть, Виктор.

— Цель — это ты, Ингрид?

— Не я?

— Ты.

— Я ни о чем тебя не спрашиваю, дорогой… — Она говорила шепотом, прижавшись губами к его уху. — Я ничего не хочу знать. Меня не интересует, кто ты, чем ты занимаешься, куда едешь и с кем проведешь завтрашнюю ночь. Мне вообще не нужны никакие слова. Только одно — вот это ощущение веры в тебя. Можешь считать меня самонадеянной дурой или даже психопаткой с претензиями, но никто не переубедит меня в том, что ты любишь меня, что для тебя это совершенно новое чувство, что ты даже не знаешь, что с ним делать… Но это твое чувство, оно не с чужого плеча, оно идет изнутри, помимо твоей воли… Ты будешь бороться с ним, лгать самому себе, ты зажмешь в кулак свой характер, все свои представления о мужском начале, но все бессмысленно, милый, ибо это чувство победит тебя в конце концов, и это станет единственным твоим поражением в жизни, которому ты будешь рад, вспоминая которое ты будешь ликовать…

— Зачем ты мне это говоришь, Ингрид?

— Чтобы ты помнил об этом! Всегда!.. — Она приподнялась на локтях и нависла над его головой. Рассыпавшиеся длинные волосы упали на лицо Мишина и как бы соединили их головы в одно целое. — Чтобы ты знал каждый день, каждую минуту: мне плохо без тебя. Ты еще здесь, я еще могу дотронуться до тебя, ощутить твое тело, твои руки, а мне уже скверно на душе, мне хочется выть от тоски: я чувствую, как утекает время, оставшееся до твоего ухода, я, даже не слыша, ощущаю малейшее движение стрелок часов. Я знаю, что страшно не только мне, но и тебе тоже. Не уходи, Виктор! Пожалуйста… Уйдешь потом — через неделю, через месяц. Но только не сейчас…

— Я не могу, Ингрид! — Мишин осторожно взял в ладони ее узкое, прохладное лицо и легонько коснулся губами ее глаз. — Я действительно не могу, верь мне…

— Ты кому-то что-то должен?

— Да.

— Деньги?

— Нет.

— Но ведь это не женщина, верно?

— Нет, это не женщина.

— Значит, дело?

— Работа.

— Кто ты, Виктор?.. — Перегнувшись через него, Ингрид вытащила из валявшейся на полу пачки сигарету и впервые с момента их встречи закурила. — Грабитель? Игрок? Торговец наркотиками? Брачный аферист? Шпион?.. — Она поперхнулась дымом и с отвращением швыркула сигарету в пепельницу. — Кто, черт бы тебя побрал, человек по имени Виктор?!

— Допустим, один из тех, кого ты сейчас перечислила… — Витяня притушил большим пальцем тлеющую в пепельнице сигарету и повернулся к Ингрид. — Это что- то изменит в твоем отношении ко мне?

— Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что это ничего не изменит!

— Тогда зачем спрашиваешь ты?

— Чтобы удержать тебя подольше, как ты не понимаешь?! Чтобы защитить тебя, глупый мужчина! Или спрятать так, чтобы никто тебя не нашел…

— Я не привык прятаться, — негромко произнес Мишин. — И не люблю бояться. Это не поза, Ингрид, и не амбиции. Я сделал в жизни немало глупостей, Ингрид, но ни о чем не жалею. И не потому, что считаю все сделанное чем-то полезным или необходимым. Просто меня так и не научили оглядываться назад. И верь мне, Ингрид, я бы вновь повторил весь этот путь, если бы наверняка знал, что в самом конце его вновь появишься ты.

— Но ты ведь не мог знать, что я появлюсь?