Хадасса

Поскольку это был первый урок и мне еще ровным счетом ничего не было известно, я прежде всего предложила им коротко рассказать о каникулах, что они, сосредоточившись, и сделали. Каждая, без исключения, точно назвала мне свой возраст, позаботившись уточнить: одиннадцать лет с половиной, одиннадцать и восемь месяцев, двенадцать со вчерашнего дня, двенадцать лет через неделю… Блими Унсдорфер за партой у двери — одиннадцать лет и девять дней — рассказала, что ей очень грустно оттого, что уже пришлось идти в школу, так как она очень любит лето, а когда ты в школе, то бывает снег, а снег — это очень холодно. Хая Вебер, сидящая в центре класса, приехала из Валь-Морена вчера вечером, очень поздно, довольная, там было очень весело, и она много-много дней купалась в бассейне, но не с мальчиками, нет, мадам, есть часы для мальчиков, есть часы для девочек, и мне почти двенадцать лет. Затем Нехама Франк — двенадцать с половиной, гладкие черные волосы, подстриженные в безупречное каре — резко встала и спросила: «А ты, мадам, ты купаешься с мальчишками?» Что заставило остальных улыбнуться.

В прямоугольном классе с когда-то сиреневыми стенами было девятнадцать деревянных парт, четыре окна, выходивших во двор, скомканная карта мира в углу, шкаф для словарей и прикрепленные к пробковому стенду огромные бархатные буквы красного и черного цвета — древнееврейский алфавит. Я объяснила программу занятий после полудня: прежде всего следовало написать на новых вещах свои имя и фамилию. Все разволновались, ведь каждая вещичка была выбрана и куплена с мамой, и девочки аккуратно подстриженными ноготками, сглатывая слюну, старательно отрывали ценники. Прохаживаясь между рядами, я сумела ответить на волновавшие их вопросы: «Мадам, когда ты раздашь расписание? Сколько у нас уроков грамматики? Когда будет урок физкультуры? А ты задаешь много домашних заданий?» Ити Райнман, прищурившись, задержала меня и объяснила, что ее соседка, которой досталась парта перед столом учительницы, опаздывает, потому что она терпеть не может школьных занятий, а я, мадам, уточнила она по-английски, прижав свои желтые ладошки к сердцу,

я так люблю школу!

Разобравшись с этикетками, приступили к наведению порядка, и несколько девочек постарше установили определенные правила для всех остальных. И действительно, по мнению двенадцатилетних и старше, предметы должны были быть разложены в определенном порядке, в зависимости от размера и цвета, тетради — справа, карандаши — слева, и аккуратно, главное — не смешать книги Священного Писания с учебниками французского. При помощи калькулятора каждой надлежало составить перечень своих карандашей, разлинованных листов бумаги, портфелей, а затем прилепить этот список внутри парты. Муравьишки копошились, а я, прохаживаясь между ними и не смея вмешиваться, слушала идиш. Густой сентябрьский зной проник под мое плотное платье. Вокруг меня лбы повлажнели от пота, но ротики, не жалуясь, посасывали через соломинки подслащенные соки. Разобравшись с делами, ученицы соорудили из пластиковых мешков, служивших для покупок, индивидуальные мини-мусорки и прикрепили их клейкой лентой к спинкам своих стульев.

Мы приступили к учебе в последнем классе начальной школы, в этом году надо было отличиться на министерских экзаменах, чтобы правительство вновь предоставило дотации. Программа была насыщенной. До полудня ученицы должны были разбирать с миссис Адлер нравоучительные тексты из библейских книг, заучивать молитвы и псалмы, усваивать правила поведения по Торе, а после полудня я была призвана преподавать по программе Министерства образования, предполагавшей изучение французской грамматики, математики и некоторых основ гуманитарных наук. Руководство разрешало также занятия по искусству и физкультуре, при условии, что это не помешает детям успешно сдать экзамены в конце года. С осени следующего года в классах на верхнем этаже девочки будут проходить подготовку, необходимую для будущей супруги, обретать навыки, касающиеся правил переписки, коммерческого учета, и прежде всего практически осваивать семейные обязанности. Позднее, в семнадцать или восемнадцать лет, мои ученицы покинут школу, потому что их мамы выберут им мужей, с которыми они должны будут провести свою жизнь в квартале с двухсотлетними деревьями и краснокирпичными домами, где их незаметно будет хранить нить эрува.