Вот и вся история — но не та, которую я только что рассказал, поскольку иначе возникло бы слишком много вопросов, или, вероятнее всего, мне бы просто не поверили. В самом деле, кто бы мне поверил? Я понял это, как только все кончилось, и потому попросту избавился от разорванных бинтов и вызвал врача. Как мне сказали, тетя Хестер умерла от сердечного приступа, и, возможно, так оно и было — подобное напряжение вряд ли смогла бы вынести даже она, при всех ее способностях.
Последние две недели или около того я пытался убедить себя, что врач был прав (во что я тогда был готов поверить), но я лгал самому себе. Думаю, настоящую правду я узнал, когда мои родители получили письмо из Австралии. А потом, лишь подчеркивая эту правду, пришли сны и видения — или нечто иное?
Проснувшись сегодня утром, я обнаружил, что меня окружает лишенная света черная и холодная пустота, в которой я не мог даже пошевелиться, и мне стало до ужаса страшно. Это продолжалось лишь мгновение, не больше, но в это мгновение мне казалось, будто я умер — или будто я живой находился в теле мертвеца!
Снова и снова мне вспоминаются слова безумного араба в изложении Иоахима Фири: «…даже из могильного холода…». И, в конце концов, я понимаю, что это действительно ответ на все мои вопросы.
Вот почему завтра я лечу в Австралию якобы навестить жену моего дяди, мою австралийскую тетушку. Но на самом деле меня интересует только он, сам дядя Джордж. Не знаю, что мне удастся сделать, и можно ли вообще сделать хоть что-то. Мои усилия вполне могут оказаться тщетными, и все же я должен попытаться.
Я должен попытаться, ибо теперь знаю, что снова могу оказаться, возможно, навсегда, в этом адском месте, полном черного забвения и бесчувственной тишины. В мертвом разлагающемся теле моего дяди Джорджа, уже три недели как похороненного, когда тетя Хестер поместила свой разум в его тело — тело, которое она теперь пытается покинуть, используя для этого мое собственное!
— И вы дали ему уйти? — недоверчиво переспросил Томас Милрайт, услышав вымученное признание Рэя Наттола.
Алан Барт, который был чуть моложе Наттола, быстро кивнул, вздрогнув от страха, несмотря на тепло лондонской квартиры.
— Да, сэр, — выпалил он. — Но мы не специально, вы должны нас понять. Господи, этого никогда бы не случилось, если бы мы знали, что делаем, но…
— Боже мой, Алан, да ты чушь несешь! — недовольно оборвал Барта Наттол, нервно окидывая взглядом квартиру, хотя голос его звучал вполне уверенно. — Мистер Милрайт наверняка прекрасно понимает все, что мы рассказали. Вовсе незачем оправдываться.
Циничный друг Алана Барта уже успел несколько прийти в себя. Он куда легче, чем его младший товарищ, воспринимал весь ужас происшедшего после ряда событий, кульминация которых случилась три дня назад, когда оба они, пусть и невольно, действительно вызвали демона, или демоническое орудие, из безымянной бездны в мир людей.
— Да, я прекрасно понимаю, что вы мне рассказали, — ответил мрачный темноглазый ученый-оккультист, — хотя, должен признаться, мне довольно трудно поверить, что…
— Что парочка любителей, возясь со странной эзотерической граммофонной записью и некими заклинаниями из старой экстравагантной книги, действительно сумела вызвать подобное существо? — закончил за него Наттол.
— Если коротко, то да… именно так. — Оккультист нисколько не сомневался. — Заметьте, я вполне могу понять, каким образом вы сумели себя в этом убедить. Самогипноз — основа многих так называемых случаев одержимости демонами.