– Н-не раздал, – замотал головой Мишка. – Н-но я н-не помню, что с-с ними с-сделал… М-может, п-просто в к-кусты выкинул. М-мы в скверике с-сидели…
– А Бабурина-то там была?! – выпалила Лана.
– Бы-ы-была, – удрученно кивнул Кочергин. – Я и го-оворю, что вы-и-иноват…
– Погоди ты себя корить! – прикрикнул Андрей. – У меня еще во-вторых есть и в-третьих! А то и в-четвертых, в-пятых наберется.
– Н-ну?.. – с надеждой посмотрел на него Мишка.
– Во-вторых, когда это было? Уже, небось, дней десять прошло. Твои поганки сгнили бы давно! Веришь?
– Яд бледной поганки не разрушается, даже если ее сварить или высушить, – сказала Лана.
– А ты-то откуда знаешь? – удивленно глянул на подругу Андрей.
– Я из вологодского села родом, забыл? Там леса – ого-го какие! И грибов – тьма. Мы там с детства все о них знаем.
– Хорошо, тогда в-третьих! – почти сердито произнес Кожухов, сверля взглядом понурого Михаила. – Если ты показал и рассказал им, что эту поганку есть ни в коем случае нельзя, то с какого хрена ты считаешь себя виноватым? – Тут он стал говорить четко, буквально по слогам: – Ты! Им! Сказал! Нельзя! Ты сказал: это – яд! Вы умрете! Так?
– Т-так, – кивнул Мишка. – Н-но…
– А вот без «но». Нет тут никаких «но»! Если кто-то решил покончить с собой с помощью поганки, то виноват не ты, и даже не мать-природа, а этот конкретный «кто-то». В данном случае даже известно, кто именно.
– Ты думаешь, она сама?.. – ахнула Катя.
– А ты думаешь, ее отравили? – с сарказмом переспросил Андрей, но тут же поперхнулся, даже закашлялся и произнес: – Прости, а ведь и правда…
– То есть кто-то подслушал, что мы собрались идти разоблачать Алену, и быстренько убрал ее? – заморгала Катерина. – А ведь точно! Я же говорила, что чувствовала, будто кто-то у меня в мозгах роется! Как раз тогда, во время нашего разговора, все сходится.
– Н-не с-сходится, – замотал головой Кочергин. – С-срок с-слишком м-маленький.
– Для чего? – уставилась на него Катя.
– Для того, чтобы яд начал действовать, – подхватила Мишкину мысль Лана. – Он начинает себя проявлять через много часов, иногда через сутки. А мы пришли минут через десять-пятнадцать.
– То есть ее отравили еще сутки назад? – выкатила глаза Катюха.
– Или она решила покончить с собой еще накануне, – пробормотал под нос Кожухов, но его все услышали.
– Нет, – сказала вдруг Лана. – Она не покончила с собой. Ее убрали. Отравили. Как раз накануне.
Катюха почувствовала, как язык от волнения занемел – не пошевелить, слова не вымолвить. Нечто подобное, видимо, ощутили и Андрей с Михаилом, поскольку молчание повисло надолго. Но первой прервала его именно Катя:
– Почему? Откуда ты знаешь?
– А ты забыла, что я рассказала тебе как раз в тот самый вечер? Какой разговор Алены я случайно подслушала, из-за которого мы и пошли вчера к ней?
– Что-то про Хопчина. Алена велела кому-то сказать, что тот от нее, и тогда Хопчин все сделает.
– Да. А еще успокаивала, говорила что-то вроде: не паникуй, никто тебя не убьет. А еще велела держать язык за зубами.
– И этот кто-то испугался и все-таки запаниковал, – констатировал Кожухов. – И решил, что лучше будет, если и Бабурина придержит язык за зубами. Навечно.
– Но кто это сделал?! – дуэтом воскликнули Катя и Лана.
– Кто-то из тех, кто присутствовал на Мишкиной грибной лекции.
Три головы разом повернулись к Кочергину.
– Н-но я… – растерянно заморгал он. – Я в-всех не п-помню… Я д-даже н-не думал, что это п-пригодится.
– А что, их было так много? – посмотрела на любимого Катя. – Миш, ты не нервничай, соберись. Ведь ты же вспомнил, что там была Бабурина. А еще? Сколько их вообще было?
– Ч-человек шесть. М-может, с-семь, я н-не считал.
– Погоди-ка, – нахмурился Кожухов, – тут что-то не так. Ты не мог забыть за такое короткое время семерых человек. Даже десять не забыл бы.
– То есть к нам не только залезают в память, но и стирают ее?.. – сказала Лана.
Все четверо на какое-то время замолчали. Кате стало откровенно не по себе. Да что там, ей стало очень страшно! Не из-за самого факта, что некто в принципе это может делать, и не за себя даже, не за кого-то еще – конкретно за Мишу. Ведь память-то потерял именно он. Пусть не всю, пусть небольшой кусочек, но кто знает, сколько у него еще стерто таких кусочков? Она невольно потянулась к любимому и погладила его по руке.
Потом Андрей вынул из кармана пленку, растянул ее и показал Михаилу:
– Смотри. Здесь шестьдесят фамилий. Внимательно изучи этот список – возможно, и вспомнишь, кто из них присутствовал.
– А что это? – спросила Катюха.
– Список самых подозрительных, – не очень понятно ответил Андрей, но Катя не стала допытываться, откуда у него эта пленка и зачем она была ему нужна. Подозревать в чем-то Кожухова она давно перестала, не стоило к этому опять возвращаться. Да и будь это чем-то тайным, компрометирующим его, Андрей всяко не стал бы так подставляться.
Михаил читал перечень имен долго, возвращался к началу, перечитывал, на каких-то фамилиях задерживал взгляд, качал головой, читал дальше и опять возвращался.
– Ну, вспоминаешь кого-нибудь? – не выдержала Лана.