Хакни меня

Глеб не ответил – просто внимательно посмотрел на меня, выдержал долгий взгляд, медленно растянул губы в улыбке и открыл меню, чтобы выбрать десерты. А я по непонятной причине занервничала. Как будто поймала намек, абсолютно точно его разгадала и все равно засомневалась, но даже переспрашивать не осмелилась – побоялась, что тогда станет еще страшнее.

Ведь у нас с ним было все иначе. Мы воевали даже тогда, когда вообще не собирались. Он мне слово – я ему десять. Он меня «лентяйкой» – я его «монструозным боссом». И, вопреки его наметкам, у обоих от этого повышалось настроение. Вряд ли хоть один из нас давил из себя смех насильно.

Мы просидели почти до одиннадцати, после чего он подвез меня до подъезда и уже привычно остановился у обочины – в месте, где почти каждый день меня высаживал. Но тем вечером зачем-то вышел из машины и прошел несколько шагов вслед за мной. Я удивленно остановилась, обернулась. И даже почти не удивилась, когда он наклонился ко мне и поцеловал в щеку. Почему в щеку, когда тут губы рядом? И зачем вообще было целовать, если просто в щеку? В моем взгляде он эти вопросы и уловил, решив объясниться:

– С тобой я страшно боюсь перегнуть палку, Лада. Но еще страшнее ее недогнуть. Ты же при малейшем страхе залезаешь обратно в панцирь, потом уходят недели, чтобы тебя вытащить обратно. Но поцелуй после свидания – это, наверное, нормально.

– А у нас было свидание?

Если бы в ресторане я пила, то сейчас ощущалось бы проще – можно было списать на алкоголь. А теперь это полуразмытое состояние никакому анализу не поддавалось. Я и вопрос-то задавала с ужасом – и не знала, чего опасалась больше: того, что подтвердит, или того, что опровергнет. Глеб засмеялся, но как-то невесело:

– А по-твоему, что это было? Нет, мне правда интересно! Каким термином ты мысленно называешь то, что мы делали последние четыре часа?

Я нерешительно отступила, полностью растеряв самообладание. И теперь ответ страшил еще сильнее, и так же сильно требовалась определенность, что я все знаки уловила верно:

– Я не знаю… Но люди ходят на свидания, если они нравятся друг другу.

– А, так ты об этом? – он снова вперил в меня пристальный взгляд. – Забываю, что ты далека от всех человеческих эмоций и намеков, хотя какие уж тут намеки – я кругами вокруг тебя уже давно танцую. Но тебе это не надо, ты четко выражаешь свою позицию. Потому говорю только за себя: я сегодня был на свидании с одной девушкой, которая тем временем была где угодно, но только не на свидании. Бесит она меня теперь еще сильнее, чем пару месяцев назад. Например, своей непроходимой тупостью в понимании намеков. Я чуть с ума не сошел, когда она на поцелуй ответила. А она и сопротивляться-то не могла, не то чтобы возразить. Я на полном серьезе был близок к изнасилованию девушки, у которой температура под тридцать девять! Жалкий, как тряпка, но ей и подобное падение по барабану, потому что еще сильнее на меня наплевать она уже физически не способна. Она западает на мои программы, а не на меня, и думает только о том, когда же сможет от меня отделаться. И если бы я умел легко проигрывать, то сейчас уже должен был сорваться с места, поехать домой и сегодня же привести ей ее железо, потому что сам подписался на эту сделку.

Признание было не романтическим, но вполне понятным – от такого уже отговорками не спрячешься. У меня голос куда-то пропал, растворился в середине груди, потому звуки вышли скрипучими и рваными:

– Что же тебя останавливает, Глебарисыч?

– Обращение вот это останавливает, – он нервно показал пальцем на мой рот. – И время еще есть, по нашим же условиям. Как раз хватит убедиться, что не ошибся. Будь уверена, если я уже не смогу этого отрицать, то ты вместо букета цветов первым делом увидишь свой монитор. Но я реально ничего подобного не хочу. И дело совсем не в сделке. Это же будет полный провал. Тебе только горло незащищенное покажи – ты сразу в него зубами вцепишься. Не представляю, что ты сделаешь, если я дам тебе власть расковырять мне всю душу.

– Да я не… Ты чего так разошелся, Глебарисыч, соус в голову ударил? – это была моя последняя попытка атаковать, чтобы защититься.

– До завтра, Лада.

Он больше не хотел ничего слышать. А я и сказать дельного все равно не могла – в лучшем случае он получил бы какой-нибудь саркастичный выпад, я иначе-то и не умею.