Халява для лоха

– Наверное, хотите спросить, как я поняла, что вы врач, холостяк и живете с мамой? – Старуха выдержала паузу, словно ожидая ответа, и торжественно произнесла: – Да с помощью все того же дедуктивного метода! С первым вообще все просто. Еще там, на лестнице, вы сказали: «Я опасался, что это кома». Так может сказать только врач. О том, что вы неженаты и живете с мамой, поведали мне ваши рубашка и брюки. Во-первых, молодые люди в вашем возрасте ходят, конечно, в джинсах и уж ни в коем случае не в белой сорочке. Во-вторых, сорочка не только идеально накрахмалена и отбелена, но и чуть-чуть отливает голубизной. Это значит, в отбеливатель была добавлена синька. Молодые женщины сейчас не крахмалят мужьям рубашки и уж тем более не добавляют синьку. А стрелки на ваших брюках доведены до остроты бритвы благодаря тому, что их прогладили через тряпку, смоченную уксусом. Его запах чуть-чуть пробивается сквозь аромат вашего французского парфюма. Конечно, можно было бы слегка предположить, что по таким старомодным правилам хозяйство в вашем доме ведет пожилая домработница, но откуда у врача деньги на прислугу? Вот и выходит, что ухаживает за вами мама. Элементарно, Ватсон!

– А что, от меня действительно уксусом пахнет? – втянув носом воздух, озабоченно спросил Геннадий.

– Нет-нет, обычный нос ничего такого не учует. Это только я со своим обонянием…

– Да, органы чувств у вас в полном порядке, – согласился Геннадий. – Зрение как у орла, простите, у орлицы, а нюх вообще…

– …как у собаки, – подсказала Станислава Феоктистовна.

– А можно нескромный вопрос?

– Сколько мне лет? Сто четыре.

– Сколько?!!

– Вы не ослышались. Грядущей весной я буду отмечать очередной юбилей – стопятилетие.

– А близкие у вас есть? Дети, внуки?

– Внуков нет и никогда не было. Только дочка с зятем. Но они умерли.

– От чего?

Старушке вопрос показался нелепым:

– От старости.

Прощаясь в прихожей, Геннадий сказал:

– Я на столе оставил листок со своими координатами. Если что – звоните. Ей консультации понадобятся неврологов, психиатров, я постараюсь договориться.

Геннадий чувствовал себя неловко: он, здоровый мужик, мало того – врач, взял и скинул на руки стопятилетней старухи девицу, за которой нужен уход, как за малым ребенком.

– Потребуется ли девушке врачебная по-мощь – это решать вам, специалисту. А мне вот думается, что мы с вами просто обязаны выяснить, кто с ней сотворил такое.

– Опять вы за свое! – Чувство вины, обосновавшееся было в душе Геннадия, уступило место досаде. – Почему вы решили, что с ней кто-то что-то сотворил?

– Но это же очевидно! Кому-то нужно было выключить девочку из игры или, как нынче принято выражаться, нейтрализовать. Убивать не стали, а вкололи или подсыпали какого-то зелья, чтобы память потеряла.

– Ну Станислава Феоктистовна, – улыбнулся Геннадий, – такое только в романах про шпионов бывает…

– Со шпионами я, может, и соглашусь, а вот насчет романов… Вы поспрашивайте-ка знакомых психиатров про необычные случаи амнезии, про средства, которые могут их вызывать. Впрочем, о средствах следовало бы попытать скорее засекреченных биохимиков – это к теме о шпионах… Но мне почему-то кажется, в этой среде у вас знакомых нет. Я права?

Геннадий покачал головой. И тут его мозг пронзила догадка:

– А вы сами-то где работали, Станислава Феоктистовна?

– В тех самых спецслужбах и работала. – Завьялова посмотрела на гостя строго, даже с вызовом. – Сорок лет в органах, а потом еще пять лет – в научно-исследовательской лаборатории при Мавзолее Ленина. Я по образованию химик. К сожалению, моих знакомых в этих структурах сейчас тоже не осталось – возраст, сами понимаете. Даже те, кто при мне лаборантами начинали, давно на пенсии или в могиле.

– А вы… – начал было Геннадий, но женщина его перебила:

– Мою биографию, если вам будет интересно, я вам как-нибудь расскажу. А сейчас езжайте-ка домой, вам завтра на службу. За девушку не беспокойтесь. С ней все будет в порядке.

Закрыв за доктором дверь, Станислава Феоктистовна прошла в комнату, где на вытертом кожаном диване спала, укрытая до подбородка мягким пледом, Ольга. Присела рядом, поправила свесившуюся на лоб гостьи русую прядку, негромко вздохнула:

– Бедная девочка, какому же монстру ты дорогу-то перешла?

Гостья, не просыпаясь, прижалась щекой к этой маленькой, сухой, с пергаментной кожей ладошке и свела к переносице брови – то ли тщась вспомнить что-то в своем сонном забытьи, то ли собираясь заплакать.

– Тш-ш-ш, – как маленькую похлопала-побаюкала девушку свободной рукой старушка. – Спи, спи, милая… Как же мне тебя называть-то? Будешь пока Олесей, а там, может, и настоящее свое имя вспомнишь…

Прорыв