Халцедоновый вереск

– Консонансная мелодия, – уныло уточнила я, а Дар уже входил в класс, сопровождаемый гневным взглядом преподавательницы.

– Огонек, это же просто! – Дар уселся на кушетку рядом со мной и пробежался пальцами по клавишам.

– Это скучно, – возразила я, но взгляд от проворно бегающих пальцев не оторвала.

– Помнишь, мы как-то говорили о песне ветра и моря?

Еще бы я не помнила! Моя любимая сказка о пирате, спасшем от брегди (злобного морского монстра, затягивающего лодки под воду) и от моргенов, морских жителей, юную бедн-вару. Пират не был одноногим и одноглазым, он был вполне симпатичным юношей, повелевающим воздушной стихией с даром храброго воина. И бедн-вара, молодая красивая русалка, влюбилась в своего спасителя. Но быть им вместе не суждено: ее дом – море, его – суша.

В конце сказки бедн-вара отдала себя родной стихии и превратилась в морские волны, в то время как пират превратился в ветер. Бедн-вара была зла, так как стала водой, чтобы сопровождать своего любимого в его путешествиях, пират тоже был зол – он надеялся обволакивать собой русалку, пока та будет греться на солнышке. Она пела ему шумом волн, он пел ей порывами ветра. Они создали морской шторм, в котором наконец смогли соединиться, и тогда их настигло умиротворение.

В сказке было много стихов, но последний всегда притягивал меня больше остальных – набор звуков, ничего более. Но одновременно с этим этот стих был всем. Конечная песня пирата и бедн-вары. Их надежда, потеря, радость и боль. Песня ветра и моря.

– Попробуй сыграть, – предложил Дар и взял первый аккорд.

Это был консонанс, как и просила преподавательница. Но звучал очень пронзительно. Дар вступил за ветер.

Я неуверенно прикоснулась к клавишам и ответила за воду. Короткую мелодию тогда преподавательнице мы сыграли быстро.

– Видишь, все не настолько и сложно. – Дар подмигнул мне и, быстро подсобив Орсо с парочкой аккордов, покинул нас. Как будто и не приходил. Как будто мы и не творили магию без стихий.

Но на следующее занятие Дар заглянул, и мы чуть дальше продвинулись в создании песни ветра и моря, добавили резкий диссонанс. И к концу моих уроков музицирования она была завершена. Поистине магическая песня.

Песня, которая сейчас звучала из окна второго этажа!

– Эта музыка еще лучше предыдущей! – воскликнула Миладея. – Как будто порыв и гладь!

– Песня ветра и моря, – прошептала я.

– Точно! Шторм, буря.

– Ты знаешь, кто играет? – спросила Отила, пронзительно глядя на меня своими голубыми глазами.

Я замерла. Эту песню знали немногие: Орсо слышал несколько раз, та старая преподавательница слушала черновые заготовки. Ноты мы не записали. Так что единственным, кто мог ее сыграть, был…

– Дарион. Король Аритерры, – ответила я и, развернувшись, пошла к разрушенной крепостной башне.

– Не знала, что король играет, – пораженно протянула ведьма.

– В детстве ему нравилось проводить время за клавесином, – пожала плечами я.

Помню, на его тринадцатилетие королева попросила меня расписать специально сделанный по случаю праздника клавесин в качестве подарка. Мне было шесть, но кисточку я держала в руках уверенно – так дорогущий клавесин из белого дерева превратился в серо-синий, с изображениями грозы, шторма и ежевичного куста. Почему мне захотелось нарисовать ежевичный куст, ума не приложу. Чистейший порыв. Но вышло неплохо. На мой вкус. На вкус придворных… кто-то был в ужасе. Впрочем, главное, что Дару понравилось. На этом клавесине мы и играли законченный вариант песни ветра и моря.

– Песнь ветра и моря, это же что-то из сказки? – спросила Миладея, нахмурив брови.

– Да, про пирата и бедн-вару.

– Ого, – изумилась ведьма, видимо, тоже помнила тот набор букв в последнем стихе.

– Хорошая адаптация, – похвалила Отила.

Я улыбнулась. Наша с Даром песня и правда звучала потрясающе.

Мы дошли до дома собраний. Он сейчас был пуст и казался необитаемым. Никаких важных собраний Совета в период отбора невест проводить не планировалось – только королевские совещания во дворце. Поэтому и людей, находящихся в доме, не было. Разве что слуги, следящие за порядком, и охрана.

Девочки опасливо ступили на руины близлежащей башни. Замковая крепость раньше была огромной, с множеством башен, и опоясывала она, разумеется, всю скалу. После многовековых войн от крепости мало что сохранилось, а из башен целой осталась только оружейная и парочка дворцовых.

Миладея с Отилой опасливо перебрались через серый мшистый камень и подошли к обрыву. Я последовала за ними. С этой стороны замка открывался хороший вид на Старый город. Руины, поросшие мхом и плющом, лес и порт – вот что находилось в Старом городе.

Мы еще какое-то время поползали по развалинам башен, я рассказала девушкам парочку баек, которые в свое время мне поведали старожилы антарийского замка, а потом, замерзшие, решили вернуться во дворец.

– О, а может, этот господин из твоего рассказа про длинную бороду? – Миладея ткнула пальцем в картину, мимо которой мы проходили.

– У него слишком короткая борода, – отозвалась Отила, – со скалы до озера он бы на ней не спустился.