Удовлетворившись ответом, Бодуэн отправился в свою комнату, скрипя ступенями и оставляя влажные следы. Пэтр буркнул, что заночует с лошадьми, и тоже удалился, а вот Альбрехт заявил, что его кости уже староваты для подобных испытаний, поэтому он готов лечь где угодно, главное, чтобы это где угодно было поближе к очагу.
Воспоследовала суета, в процессе которой Ги сходил за старой колыбелью в сарай, мальчики и Олли выстлали её по приказу матери мякиной, Раэли нагрела вино на углях, а Йоханна отнесла его наверх вместе с лучшим нарядом мужа и спустилась уже с мокрой одеждой регента, которую развесила на просушку перед очагом. От ткани заструился пар, словно Бодуэн принёс частичку горных туманов с собой. Зои к тому времени уже крепко спала, поэтому не почувствовала моего осторожного, сделанного без свидетелей, поцелуя на ночь.
Наконец и мы с Раэли и детьми поднялись на второй этаж в сопровождении Хруста. Олли держалась за него, как дети, бывает, держатся за собак. Раэли ещё днём пояснила, что верхние комнаты сдаются при необходимости постояльцам, а в остальное время там спят сами домочадцы. Девушка зашла первой и зажгла сальную свечу, установленную в глиняной плошке. Комнату заполнил неяркий свет заодно с вонью, от которой я успела отвыкнуть в замке, где в личных покоях пользовались восковыми свечами со специальными фитилями, дающими меньше дыма.
Не знаю, как обстояло дело у Бодуэна, но наша комната роскошью не отличалась: широкая продавленная лежанка, где без труда уместилось бы до полудюжины человек, сундук и колченогий табурет. Окно без ставень затягивала холстина, надетая с обеих сторон петлями на гвоздики. При каждой вспышке молнии сквозь дырочки в ней и щели в стенах пробивался холодный голубоватый свет. Шумело здесь и правда гораздо сильнее, доски скрипели и трепетали. Не предложи Йоханна оставить Зои на первом этаже, меня бы ждала бессонная ночь, полная воплей и слёз. Не моих, конечно. Гроза не только не утихала, но с каждым часом набирала обороты. Стена воды, расщеплённая на тысячи и тысячи капель, обрушивалась на дом с грохотом осадных орудий, словно стремясь сокрушить его и унести обломки в долину.
Олли взяла на руки и прижала к себе Хруста, будто лишь он стоял меж нею и грозой. Тот с покровительственным урчанием обнял её хвостом. Отклонив предложение Раэли «сыграть камеристку при леди», я самостоятельно расшнуровала рукава, забралась под худое тиртеновое одеяло и освободилась от платья, нож Людо спрятала под головной валик. Девушка, не переставая трещать, взбила солому на второй половине и уложила младших братьев и сестру. Олли шёпотом попросила её оставить свечу на ночь, за что удостоилась от братьев прозвища трусишки и ещё пары обидных шпилек. Впрочем, и они жались друг к дружке, когда гром особенно смачно прокатывался по крыше.
Излияния Раэли стихли до шёпота, но не прекратились. Тогда я просто отвернулась на правый бок, притворившись спящей, и поток слов постепенно сошёл на нет, сменившись ровным дыханием детей. Ко мне же сон не шёл. Не давал покоя вопрос, считал ли сегодня Покровитель Скальгердов моё намерение. Оставалась надежда, что нет. Считается, что у Покровителей нет души, оттого и тянутся они к людям, хоть и плохо нас понимают. Ещё я раздумывала, как быть с нерешённой проблемой – вотивным даром. Ковыряла проблему и так и эдак, но в тяжёлую голову ничего не лезло, и я вдруг почувствовала такую бесконечную усталость, что захотелось всё бросить. Поменяться местами с Раэли, выйти замуж за Виллема, который не ахти что, но вполне себе ничего, и провести остаток жизни, меля языком всё подряд, без разбору, не сдерживаясь и не отмеряя нужные дозы лжи и полуправды. Но потом подумала о Людо и почувствовала жгучий стыд. Он, верно, места себе не находит, что мы так и не вернулись. Я, будь им, рвала бы и метала. Мысли о брате, как всегда, настроили на нужный лад.
Людо советовал раздувать затухающий под гнётом времени и невзгод уголёк ненависти воспоминанием о последнем вечере. Так и поступлю. Я перевернулась на спину и стёрла в воображении крышу, представив, что лежу под тёмной бездной неба, и капли разлетаются о невидимую преграду в нескольких дюймах от моего лица. Прикрыла глаза, прислушиваясь к треску капель, напоминающему треск огня, и открыла их уже в жарко натопленной комнате.